10. ПУЧЕГЛАЗ ВЕРБУЕТ ОХОТНИКОВ

– Так объясни мне, amico mio, с кем нынче намерен сражаться наш Гарибальди?
– снова перейдя на итальянский, спросил Мечников.
– Ходили слухи, будто он уехал к себе, на остров Капреру, и решил навсегда покончить с походами и сражениями.

Лоренцо, который расплылся в улыбке при словах "наш Гарибальди", энергично стукнул кулаком по столу:

– Santo diavolone! Что придумали! Да разве генерал усидит на Капрере, если он узнает, что где-то его народ бедствует, что бурбонские шпионы и жандармы выслеживают и пытают патриотов, что народу уже и дышать невозможно! А где хуже всего живется народу?
– со страстью спросил Лоренцо и сам тотчас же ответил: - Хуже всего ему живется на моей родине - в Сицилии, вот где! Народ там дошел до крайности. Верные люди дали знать генералу, что достаточно одного его знака, чтобы поднялась вся Сицилия...

– Ага, значит, поход в Сицилию? Правильно я тебя понял, друг Лоренцо?

Лев спрашивал небрежно, даже чуточку насмешливо, но Александр, уже начавший разбираться в настроениях своего нового друга и попутчика, видел, что и Мечников всерьез заинтересован рассказом гарибальдийца.

– Так, синьор, так, - закивал Лоренцо.

– Но когда, когда же это будет? Quando? Quando?
– не вытерпел Александр.

Лоренцо понимающе глянул на юношу. Его выпуклые глаза, казалось, заблестели еще ярче.

– Скоро, очень скоро. Как только соберем оружие и людей, как только генерал скажет: "Вперед! Avanti!" Люди готовы. Осталось только раздобыть еще оружия и немного денег, и тогда генерал тотчас же подаст знак.
– Он повернулся к Мечникову.
– Avanti, синьор Леоне, avanti!

– Не понимаю, Лоренцо, что ты хочешь этим сказать, - со смехом отвечал Лев.

– А вот и понимаете, отлично понимаете!
– с жаром подхватил Лоренцо.
– Мы с вами славно сражались с австрийцами под Комо, и я своими глазами видел, как вы не жалели себя и бросались в самое пекло. Вы говорили мне тогда, что ваша Россия очень далеко, что там у вас всюду снег и лед, но что русские - люди с горячей кровью и, как итальянцы, тоже хотят свободы. И вы сражались за нашу страну, как будто вы настоящий итальянец. Но, может быть, вы изменились с тех пор, синьор Леоне?

– Нет, я не изменился, Лоренцо, - улыбаясь, отозвался Мечников.

– А если так, синьор Леоне, если вы и вправду остались таким, как были, то сейчас, когда в Сицилии будет решаться судьба всей Италии, всего нашего народа, вы не сможете вот так смотреть на это издали или сидеть и рисовать свои картинки! Вы пойдете с нами, синьор Леоне, со мной, с генералом, со всеми вашими прежними товарищами. И мы вместе навсегда прогоним проклятых бурбонцев!
– И Лоренцо так пристукнул кулаком по столу, что подскочила оплетенная соломой бутыль.

– Ого, вот это оратор!
– воскликнул, хохоча, Мечников.
– Ай да Гарибальди - знал, кого послать за волонтерами! Клянусь, Александр, час назад я думал только о косах да о лопатах для нашей коммуны, а этот Пучеглаз так меня разбередил, что впору завтра же взять ружье в руки и идти под знамена Галубардо... Ба-ба-ба, что я вижу!
– Мечников близко нагнулся к лицу Александра.
– Щеки горят, глаза мечут молнии, дыхание прерывистое. Я же был медиком, эскулапом, вот мы тотчас и определим ваше заболевание. Ну-ка, ну-ка, дайте ваш пульс, дорогой пациент!
– Лев, дурачась, охватил пальцами запястье Александра.
– Так и есть! "Febris Belli", иначе говоря - лихорадка войны. А в переводе это означает, что Есипову-младшему до страсти захотелось попасть к гарибальдийцам!

– А вы сами, Лев, вспомните, что вы сами только что говорили, пытался защититься Александр.
– И потом, если вдуматься хорошенько, наша коммуна - это отличное, благородное дело для пользы народной, но и сражаться за свободу Италии - это тоже дело для народа и, конечно, конечно же, это большая честь для каждого. А для меня и для вас, Лев...

Александр окончательно смешался и замолчал, но на лице у него была написана такая решимость, что Мечников понял: никакие уговоры уже не подействуют на товарища. Впрочем, Лев и не мог бы отговаривать Александра: он и сам ощущал нетерпеливое желание снова присоединиться к гарибальдийским войскам. Но он был старше и хотел еще раз, зрело все обдумать. К тому же он отвечал за судьбу молодого Есипова. Поэтому он сказал:

– Прошу вас, Александр, не принимать пока никаких решений. Мы вместе, не сгоряча все это обсудим.

Потом повернулся к Лоренцо, который лукаво, с понимающим выражением, следил за всем разговором.

– Ты не напрасно явился сюда, в папскую область, Пучеглаз. Во всяком случае, одного волонтера тебе здесь, кажется, удалось завербовать.

– Двух, - хладнокровно отвечал Лоренцо и поднял выразительным жестом два пальца правой руки.
– Двух, считая вас, синьор Леоне.

– Трех, - раздался вдруг трепещущий голос.

Все с удивлением оглянулись. Лука, весь пунцовый, испуганный своей смелостью, тянул Лоренцо за рукав.

– Синьор, синьор, скажите, берет генерал мальчиков? Я тоже хочу к вам в отряд. Я ничего не боюсь, синьор, я взбираюсь на самые крутые скалы, я умею стрелять, умею лазить по деревьям. Вот, поглядите!

И прежде чем могли его остановить, Лука выбежал из траттории, подскочил к высокой пинии, росшей посреди деревенской улицы, и, по-обезьяньи перебираясь с ветки на ветку, вмиг добрался до вершины.