Шрифт:
Коста много читал, но мало понял. Точнее не понял ничего вообще, потому что у него все было просто.
Привязанность — это сочетание двух символов.
Х-о.
Любовь, как дерево. Те, кто ждут любви сразу, напоминают тех, кто только бросил в землю семечко и тут же, приплясывая рядом, ждёт, когда же можно будет собирать плоды.
Деревья растут долго. Любовь тоже. Слабые поначалу они становятся крепче с каждой зимой, пока не вырастают такими большими и сильными, что под их кроной можно найти приют, спрятаться под лапами от зимней метели, и рассовать по карманам шишки, чтобы дома вымочить орехи.
Вот такая любовь и есть. Растущая долго и имеющая глубокие корни.
Но, чтобы дерево выросло и укоренилось, и смогло устоять под ветрами, становясь сильнее с каждой бурей, сначала кто-то должен бросить семечко.
Если бы у Косты было время размышлять над такими вопросами, то, возможно он бы понял, что произошло в эту ночь.
Зимы спустя, когда его будут трясти за плечи и хлестать по щекам наотмашь с криком «Почему ты не можешь выбрать иначе? Ну почему?». Он не сможет ответить, почему, но выберет Фу.
И когда двадцать зим спустя будет сплевывать кровь на пол, в корпусе менталистов на Октагоне, умудрившись чудом сохранить осколки щита, тоже промолчит в ответ на вопрос: «Почему?»
Но снова выберет Фу.
И потом, когда они все же попытаются докопаться до истины, взломав его ещё раз, будет бормотать заплетающимся языком что-то о том, что он — колючка, а не дерево, бормотать о любви, барханах, и что выросло то, что просто нельзя уничтожить — у них не получится, потому что единственное растение, способное выжить — это пустынная колючка, а ее корни уходят вниз на пятьдесят шагов, чтобы добыть воду…
…и что он так и не стал деревом, но у него очень глубокие корни. И тогда его вырубят, сочтя, что окончательно повредили рассудок и сознание Главы Фу восстановлению не подлежит, и это спасет ему жизнь.
Хотя он скажет чистую правду, не имея возможности солгать. Правду, которую понял только там — он нашел свой ответ на вопрос: «Почему?»
Потому что той ночью Глава Нейер бросил семечко.
…но в южных песках не растет ничего, кроме пустынных колючек.
Три декады спустя.
Южный предел, западные предместья Да-Ари
Поместье клана Да-архан, оазис Арши
Глава 42. «Союзники»
Три декады спустя
Южный предел, западные предместья Да-Ари
Поместье клана Да-архан, оазис Арши
Термы располагались на втором ярусе ниже уровня пустыни. По-крайней мере так решил Коста, мысленно подсчитав количество лестниц, пологих спусков, переходов и залов, усиленных несущими куполами, которые им пришлось миновать, пока они наконец не прибыли в те комнаты, которые Да-арханы назвали «гостевыми покоями клана Фу». В «этот раз». Потому что зальные альковы, в которых обычно останавливался Мастер Нейер, приезжая сюда, отдали… ЯнСи.
И ещё Коста наконец понял, зачем Мастеру понадобилось заранее чинить кресло.
Подземная резиденция Да-арханов представляла собой сеть разветвленных коридоров, уходящая вниз неизвестно насколько уровней, связанных между собою залами, пещерами и сводами несущих арок.
По его мнению — очень глубоко, очень, потому что у них была своя вода из подземного источника, а водоносные слои в этой части пустыни, если верить свиткам, лежали на глубине ниже сотни шагов.
На Севере под землей жили твари. На Юге — клан Да-архан.
— Ах-х-х… хорошо… — промурчал сидящий рядом с ним на каменной лавке Миу. — Поддайте ещё пара!
Ещё? На его взгляд и так слишком много.
Коста исходил потом. И изнывал — от жары, сумрака, и запаха благовоний. Задыхался от влажного пара, который белыми клубами вился над водой в купальнях, и стелился по мелким мозаичным плиткам пола, облизывая ноги.
Это — Грань, а не способ стать чистым! Но в клане Да-архан мылись именно так. Может, для южан, привыкших к перепадам температур сверху это и было приемлемо, но для него ежевечернее посещение купален превращалось в пытку.