– Какая, какая...
– передразнил Серпьент и уставился в землю, словно намереваясь ее пробуравить взглядом.
– А вот какая!

Сквозь палую листву прорвалось и полезло на волю нечто зеленое! Изумрудные ростки нагло перли ввысь, разворачивались зубчатые листья, в пазухах между ними появлялись сережки, не прошло и десятинки, как среди глухой осени красовался крапивный куст в человеческий рост.

– Ну, раз выросло, грех не использовать, - прервал молчание Рафаэль, сам займешься?

– А то как же, - ответствовал Кулебрин, - зря я, что ли, старался?!

Серпьент вырвал здоровенный пучок крапивы, по всему не причинивший ему никаких неприятностей, и подмигнул остальным:

– А ну, давайте-ка эту ящерицу!

– Да не развяжется завязанное, - кивнул Яфе, - сын свиньи сам разденется или помочь?

– Я - Гризье, а не Изье, - пожал плечами пленник, - мне не понравится, если меня разденут мужчины. Развяжите руки, разденусь сам.

Ночь выдалась ясной и холодной, звездная Рысь, лениво щурясь, глядела вниз, на ожидавшую снега землю. В зеленоватых глазах не было ни сочувствия, ни злорадства, ни хотя бы любопытства.

Атэв одним ударом перерезал веревку, и граф Мо размял затекшие кисти. Драться было глупо, бежать еще глупее. От крапивы еще никто не умер, более того, Базиль смутно вспомнил, что его старуха-кормилица лечилась крапивой от ревматизма. Другое дело, что любой уважающий себя арцийский рыцарь предпочел бы порке крапивой удар мечом, впрочем, ему, похоже, выпало два горошка на ложку. Сначала - унижение, а потом - смерть. Что ж, он постарается не доставить своим врагам ожидаемого удовольствия.

С легкой улыбкой пленник расстегнул и бросил к ногам молчавшего Николая эллский кожаный пояс, следом полетела верхняя туника, подбитая стриженым мехом куртка, шерстяная верхняя рубашка, тонкая сорочка...

– Мало, - рявкнул Крапивник, - штаны снимай. Живо!

– У вас изумительные друзья, маркиз Гаэтано, - почти весело сказал Базиль, - атэв, клирик и нечто вовсе несусветное. Если мне положено последнее желание, скажите, кто это и где вы его откопали?

– Я?
– задохнулся от негодования Серпьент Кулебрин.
– Я-то крапивное семя, а вот ты кто такой?

И тут Базиль Гризье расхохотался, закинув красивую голову. Он не кривлялся, не фиглярствовал, а именно смеялся, безуспешно пытаясь стереть выступившие слезы.

– Не вижу ничего смешного, - надулся Крапивник, - я Хозяин Крапивы и всего сопредельного. Мне подвластна...

Базиль, дрожа то ли от смеха, то ли от холода, только махнул рукой, не в силах ничего сказать.

– Ты у меня сейчас смеяться перестанешь, - нахмурился вконец разобидевшийся Серпьент.

Рафаэль не так уж хорошо и знал Базиля, тот всегда был тенью своего сволочного братца, но Жорес, окажись он в такой ситуации, вел бы себя иначе. Уж в этом-то Кэрна был уверен. Аганн мог угрожать, оправдываться, обещать выкуп, предлагать обменять его на кого-то из пленных или заложников, да мало ли что, но такой безнадежной дерзости ожидать от него не приходилось.

Если б граф Мо умолял, торговался или валил все на Тартю, Рогге и брата, Рито прикончил бы его не задумываясь, но пленник не умолял и даже ничего не предлагал. Это сбивало с толку.

– Где дети Александра?

– Где-то.

– Ты должен знать.

– Я никому и ничего не должен. Маркиз, давайте закончим этот дурацкий разговор. И вообще все закончим - холодно...

– Потерпишь... Куда и зачем ты ехал?

– По делам, - пожал плечами Гризье.

– Да в Гвару он едет, - доложил Крапивник.

– К Лосю?!

– Ага, что-то там про лосей было такое...

– Николай, обыщи его.

Эрастианец несколько смущенно перетряхнул ворох одежды, но, кроме атэвской монетки с пробитым отверстием, лежавшей отдельно от кошелька, не нашел ничего.

– Это носил в гриве Дженнах, - удивился Яфе, - откуда она у сына собаки?

– Нашел, - соизволил ответить пленник, - на дороге, взял на счастье.

– Сухейль-арад <Сухейль-арад - монета, вплетенная в конскую гриву.> верен своему коню, как конь всаднику. Он нашел Дженнаха, а ты нашел нас.

В лиловых глазах мелькнуло что-то малопонятное.

– Теперь буду знать. Впрочем, я так и думал, что эта штука неспроста, потому и поднял. Как бы то ни было, я вас догнал. Тартю и матушка могут быть довольны. Надеюсь, они узнают о нашей встрече, а то неудобно получится.

– Мы уж постараемся, - заверил Кулебрин.

– Брат мой, - Николай не оставлял попыток убедить пленника хотя бы осенить себя Знаком, - зачем так говорить на пороге Вечности? Сейчас надо думать о другом...