Шрифт:
Как я попал сюда? Хозяевами избы были дед Андрей Иванович Солдатенков и его внук Петька, четырнадцатилетлий мальчик с настороженным взглядом из-под густых, почти как у деда, бровей. Андрей Иванович и Петька нашли меня в лесу, где собирали хворост. Я был без сознания, ранен в грудь и ногу. До сих пор не могу понять, как им удалось дотащить меня до избы. Знаю только, что они никого не позвали на помощь и никому, кроме Лени, Петькиного товарища, обо мне не говорили. Они приютили меня и ухаживали за мной как могли.
Почему же я не сказал им правды о себе, а выдал себя за труса, почти дезертира? Но я не мог рассказать им, совсем незнакомым людям, что я из десантно-разведывательной группы, разыскиваемой немцами. Я сказал им, что был шофером, возил боеприпасы, очень давно уже скитаюсь по лесам, отбившись от своей части, а ранен был случайным выстрелом: немцы наугад простреливали лес.
Дед спросил меня тогда строго:
— А машину как же, бросил?
— Бросил, — ответил я.
— Со снарядами бросил?
— Иначе нельзя было, — сказал я неохотно.
Кажется, они не поверили: ни дед, ни Петька. Теперь мне это было все равно. Я уйду отсюда. В лес. Там партизаны. Отыщу. Снова буду человеком.
И я с надеждой посмотрел в тот угол, где под половицей я спрятал свой «ТТ» с тремя оставшимися у меня патронами. Я обмотал его портянкой и опустил в подвал. Мне пришлось вынуть гвозди, которыми была прибита половица, и вновь забить их.
Это было чертовски трудно: весь в поту, я подполз к постели. И долго лежал потом не двигаясь.
Как хорошо, что я все же это сделал!
Я сошел с трех ветхих ступенек крыльца и остановился у плетня с надетыми на жерди глиняными горшками. Вся деревенька из одиннадцати дворов была мне видна отсюда. Дед вышел встречать Петьку. Где пропадал парень целые дни, а иногда и ночи? Вот он подходит своей солидной походкой взрослого человека, на котором, как ни говори, семья: дед да вот, еще раненый...
— Рано вы поднялись, дяденька! — издали говорит он мне ворчливо. — Разбередите ногу и возись с вами!
Он упорно зовет меня дяденькой, словно не доверяя тому имени, которым я назвался. И почему всегда так насторожен его недетский, слишком озабоченный взгляд?
— Да я уже поправляюсь. Скоро нога заживет и уйду от вас, — говорю я.
— А разве вам у нас плохо? — спрашивает он просто.
— Мне-то у вас неплохо. А вам с дедом может быть плохо, Петя.
— Ничего. Перемелется — мука будет, — бросает он, проходя в избу. — Фашисты не идут в деревню нашу.
«А далеко ли они от нас? И всего-то два километра», — думаю я, но молчу и иду вслед за ним.
Вечер. Я лежу на кровати, которую мне уступил Петька. Он сидит за столом, что-то мастерит. Сверчок завел в углу знакомую песню. Слабо мерцает фитилек на столе. В бледном свете его задумчивым кажется лицо мальчика.
Внезапно он спрашивает:
— Дяденька! Вы правда шофер?
— Конечно. А почему ты спрашиваешь?
— Спросил, да и все! — отвечает Петька грубо.
Мне не дремлется. Неужели поймать меня думал?! Какой странный, суровый, колючий мальчик! Да и то сказать, неласковая у него судьба: мать умерла давно, отца убили в первые дни войны.
Я вздрогнул, когда сильный стук потряс дверь.
— Ленька! — сказал, вставая, Петька и отпер дверь.
Леньке, его товарищу, уже шестнадцать лет. Он работает в ремонтных мастерских у немцев и каждый день приходит к Петьке. О чем так часто они шепчутся за печкой, озабоченные какой-то большой, недетской заботой?
— Туча идет, сейчас прольется, — сказал Леня.
И тотчас первые капли дождя ударили в стекла оконца.
— Отчего так поздно? — спросил Петя. Он неприветлив с другом.
— Ремонт производили. Фрицев понаехало, страсть! Жить им там негде. Как бы сюда не поперли!
— Что языком трепать прежде времени! — прикрикнул Петька.
Ленька немедленно умолкает. Несмотря на то что он старше и сильнее, он подчиняется Петьке.
— Ленька, что слыхать у вас? — спрашивает требовательно дед, сползший с печки.
— Аверьяновых братьев забрали...
— За что?
— Говорят, партизаны. Оружие вроде нашли.
— Мы не партизаны. Оружия не имеем. Нам немцев бояться нечего, — вдруг в сердцах говорит Петька и смотрит на меня.