Он увидел, куда она смотрит, и улыбнулся.

— Я люблю нечетные числа, но до определенного предела.

— Ясно.

На письменном столе размером с хороший обеденный стол выстроились в ряд огромные мониторы, но все оставались темными.

Майрон показал белую пластиковую карту.

— Система в комнате определяет число людей, которые здесь находятся, — сказал он. — Если у каждого нет такого значка с требуемым допуском, система знает, что сюда вошли люди, которые не имеют на это права, и все экраны остаются черными.

— Разведывательные агентства имеют такую же систему безопасности, — сказала Пайн.

— Я знаю. Именно у них мы позаимствовали протоколы.

— Так вы сидите здесь и работаете над… алгоритмами? — спросила Блюм.

— Не только. Я также слежу за безопасной передачей данных, проверяю различные процедуры. Но да, улучшаю, придумываю новые платформы — на это я трачу много времени. Тяжелая работа, требующая больших временных затрат. Кодирование — непростой процесс. Необходимо устранять ошибки. Хакеры атакуют круглые сутки семь дней в неделю. Русские, китайцы, группы из Индии и с Ближнего Востока, четырнадцатилетки с «Маками», мечтающие взорвать финансовый мир, проклятье, да все подряд.

— Но, если это место запечатано от проникновения электронных шпионов, как вы выходите в интернет? — спросила Пайн.

— Закрытая информация. Но я могу вам сказать, что это комплекс защищенных линий, отдельно созданная инфраструктура, основанная на облаке, которая недоступна широкой публике или кому-либо еще.

— А на Лайнберри такую работу делаете только вы?

— Нет, у нас имеется целый департамент, разбросанный по всему миру, но я его глава. Я управляю всеми остальными, и с течением времени группа выросла в геометрической прогрессии. Наши информационные технологии являются самым ценным ресурсом. Без них мы всего лишь старые пердуны, играющие в «Монополию». Мы поддерживаем круглосуточную связь через безопасные, закодированные на входе и выходе сообщения, на которые я сейчас ссылался.

— Ваша жена говорила, что вы не пользуетесь телефонами и электронной почтой.

— В нашем доме нет Алексы [326] , «Гугла» или других шпионов. Я не пользуюсь кредитными картами. И никогда не брожу по интернету. Смешно. Большинство людей настоящие сосунки. Они отказываются от конфиденциальности ради удобств.

— Пожалуй, так и есть, — согласилась Пайн. — Но это работает.

— О да, работает для другой стороны. Они знают о вас все, даже больше, чем вам самим о себе известно. Как вы думаете, почему «Фейсбук» и «Гугл» обладают такой огромной ценностью? Причина вовсе не в фотографиях котиков, которые вы отправляете друзьям, или возможности найти ответ на любой вопрос. И не в создании «сообществ», — насмешливо добавил он. — Даже не в продаже рекламы, хотя именно так некоторые зарабатывают деньги. Дело в сборе информации о каждом из нас. Это величайшая афера всех времен. И даже сейчас, когда мы знаем правду, никто не перестает пользоваться интернетом. Это подобно наркомании. Помните, как несколько лет назад люди неизменно закуривали сигарету, что бы они ни делали: вели машину, ели или выпивали. А теперь чем все занимаются? Проверяют свои смартфоны. Молодые, среднего возраста и старые. От колыбели до могилы. Мир подсел на смартфоны. Большой Брат пожирает терабайты информации каждую миллисекунду. И им не нужно платить ни единого цента.

— Какая страшная мысль, — заметила Блюм.

— Очевидно, недостаточно страшная — ведь она не способна убедить людей этого не делать, — продолжал Майрон. — Проклятье, уже слишком поздно. Мир попал в рабство. Обратной дороги нет. Слишком большие деньги можно заработать и получить слишком серьезное влияние.

— Насколько я понимаю, микрофон и камера компьютера постоянно включены, — сказала Пайн. — Они могут смотреть и слушать даже в тех случаях, когда мы об этом не подозреваем. — Она посмотрела на стоявшие на столе мониторы.

— Да, могут. Рядом с компьютером или телефоном не стоит обсуждать с другом питание вашей собаки. Пройдет совсем немного времени, и реклама собачьего корма появится у вас в телефоне. Интересно как?

— Вы же сами сказали, Большой Брат жив и здравствует, — напомнила ему Блюм.

— Вот почему мое оборудование модифицировано. Никаких микрофонов и камер. Никаких крыс на корабле.

— Именно по этой причине вы попросили нас выключить телефоны, — догадалась Пайн.

— Теперь вы начинаете понимать, — с довольным видом кивнул Майрон.

Блюм указала на официального вида сертификат в рамке, который стоял на столе.

— Это патент? Я уже такие видела.

Майрон улыбнулся.

— Верно. Нельзя запатентовать алгоритм, как невозможно запатентовать идею. Но можно запатентовать реализацию алгоритма — к примеру, программное обеспечение. Я так и сделал и заработал неплохие деньги.

— Но разве ваше изобретение не должно принадлежать компании Джека Лайнберри? — спросила Пайн. — Ведь вы на него работаете. Почему компания не подала заявку на патент?

— В нашей стране только люди могут подавать на патент, хотя компании, конечно, владеют правами на его использование. А теперь я отвечу на ваш вопрос: я создал свое изобретение в свободное время. И у босса не возникло никаких проблем. Я не продаю лицензий его конкурентам, поскольку оно не относится к инвестициям, а предназначено для совершенно другой индустрии. Хорошее шестизначное число в качестве платы.

Блюм наклонилась, чтобы более внимательно прочитать патент.

— Значит, ваше имя присутствует в списке держателей патентов. Алгоритм получил название… «Звездная пыль»? — спросила она.