Шрифт:
— Теперь я понимаю, почему вы зарабатываете этим на жизнь, — сказал Уоллис. — У вас получается залезать к ним в головы. — Его лицо дернулось. — Намного лучше, чем у меня.
— Но мне там совсем не нравится, — ответила Пайн. — Однако сейчас я готова это делать, чтобы поскорее посадить подонка за решетку.
Ларедо посмотрел на нее и понимающе кивнул.
— Я спрошу у Лили про подвеску, — сказал Уоллис. — Но что будет означать, если окажется, что ее добавил преступник?
В ответ Пайн показала собственный кулон.
— Легенда гласит, что святой Христофор перенес ребенка через реку и только позднее узнал, что это был Христос. С тех пор он стал считаться покровителем странствующих.
— Ну, с этим ребенком его постигла ужасная неудача, — резко сказала Блюм.
— Возможно, ты смотришь на это не с той стороны, Кэрол, — возразила Пайн.
Ларедо бросил на нее внимательный взгляд.
— А какая сторона, по-твоему, правильная? — спросил он.
— Если мы сумеем узнать, каким образом амулет повредили, я смогу ответить на твой вопрос.
— Вы действительно считаете, что это важно? — спросил Уоллис.
— Возможно, самое важное из всего, что мы обнаружили до сих пор.
Глава 47
— А кто подарил тебе подвеску со святым Христофором, как она к тебе попала? — спросила Блюм.
Они возвращались в «Коттедж».
— Моя мать, — ответила Пайн. — Последний подарок, который я от нее получила.
— Ты хочешь сказать, она отдала тебе амулет перед тем, как исчезнуть?
— Очевидно, она знала, что намерена оставить меня. Ну, знаешь, «меня не будет рядом, чтобы за тобой присматривать, так что возьми идиотский кусок металла», — что-то в таком роде.
— Но почему ты носишь подвеску, если испытываешь такие чувства?
— Потому что она единственное, что у меня осталось в память о ней. И… поэтому, она имеет для меня большое значение. Нечто вроде отношений любви-ненависти. С одной стороны, когда я чувствую ее на груди, мне вспоминается, что мать меня бросила. А иногда я испытываю тепло и чувство безопасности, словно мне снова шесть и мать держит меня за руку.
Блюм задумчиво кивнула.
— Отношения между матерью и дочерью всегда очень непростые, — сказала она. — Возможно, самые сложные из всех. Во всяком случае, так было со мной. По сравнению с ними отношения с сыновьями казались мне предельно простыми.
Между тем, с подвески, найденной на мальчике, сняли отпечатки, но ничего не нашли. Пайн решила, что это делает ее еще более важной уликой. Кто-то посчитал нужным ее протереть.
— Надеюсь, судмедэксперты сумеют выяснить, каким образом был поврежден металл, — сказала Пайн.
— Ты и в самом деле думаешь, что это важно? Вполне возможно, Уоллис прав, и она могла принадлежать мальчику, который ее и повредил.
— Нет, — покачала головой Пайн. — Если ты обратишь внимание на повреждение, то заметишь, что острый край был вдавлен внутрь. Он бы царапал кожу. А на шее мальчика не осталось таких следов. Никто не станет носить предмет, который постоянно раздражает кожу.
— Значит, именно убийца надел подвеску на мальчика.
— Я уверена, что здесь нечто личное, Кэрол. Такова суть подобных предметов. Ее носил кто-то важный для убийцы. Это прямая улика, если мы сумеем связать ее с ним.
— Ли?
Они повернулись и увидели Агнес Ридли, стоявшую перед входом в «Коттедж».
— Это правда? — спросила она — Еще одно убийство?
Пайн и Блюм подошли к ней.
— Боюсь, так и есть, — кивнув, ответила Пайн. — На сей раз жертвой стал маленький мальчик.
— Господи! Ребенок? Но это же полный абсурд, правда?
— Мы не имеем ни малейшего представления о мотивах преступника. Поэтому не знаем, кто еще находится в его списке жертв.
— А личность ребенка удалось установить?
— Пока нет. Сейчас полиция распространяет описание и портрет. А здесь когда-нибудь пропадали дети?
— Мне о подобных случаях ничего неизвестно. И, если ребенок местный, родители уже должны были обратиться в полицию.
— Да, пожалуй.
— Я могу как-то помочь?
— Держите глаза открытыми и уши настороже. И, если узнаете что-нибудь, сразу звоните в полицию.
Они вошли в «Коттедж», где в вестибюле их дожидалась Грэм.
— Боже мой, куда катится наш город? — скорбно воскликнула она, как только их увидела.