— Это ж просто девчонка, — удивился Гус

— Поверь мне, это не просто девчонка. Нет, Гус, мы будем держаться как можно дальше от берега, пока не встретим город, где будет очень, очень много игроков, то есть, попрыгунчиков, и вообще людей.

— А здесь мы будем от каждой кошки шарахаться?

— Не знаю насчет кошек, но от котов точно. Особенно если они будут в обуви.

Почти большим городом оказался Ним — практически мой тезка, к которому мы прибыли тем же вечером. Относительно приличная еда, умеренно отвратный ночлег и самые настоящие бани сделали из меня нового человека, следующий день я встретил, умиротворенно сидя за столиком в кафе, попивая кофе с молоком и с удовольствием разглядывая толпы «крэйзистаров», «дрэгонкингов2743» и «аннигелятыров», которые бегали по неписям со связками крыс и лукошками грибов, явно мечтая о хороших жирных квестах, которые раздавали бы прямо на центральной площади. И тему для проповеди я придумал идеальную — «Умерь свои желания, они ведь могут и исполниться»

Как раз в «Песне» была подходящая притча о женщине, которая вымолила у богини, чтобы ее ребенок выздоровел, а он выздоровел, вырос, а потом взял — и зарезал мать. И впервые меня слушали больше сотни человек сразу, причем им явно понравилось, таймер все никак не заканчивался, и я уже думал, что сейчас доскажу последнюю пару мыслей — и примусь яблоками жонглировать, но потом я попросил публику позадавать мне вопросы, и время протекло прямо незаметно.

Религия одним скачком добралась до 17, а вечером я пошел на другую площадь, храмовую, и повторил там проповедь, причем слушателей собралось еще больше, совершенно новых, хотя я заметил в толпе и пару лиц с утреннего выступления. Люблю большие города!

— Это уже все, считай, скоро Шанда начнется — места людные, — сказал Гус вечером, отмечая кружкой пива мою двадцатку в религии (плюс 2 к красноречию и плюс 1 к убеждению).

— Я думаю… тут сколько неписей живет? Тысяч десять?

— Если не двадцать.

— Может, останемся еще на пару дней — и я здесь докачаться попробую? Уж больно все хорошо и удобно идет!

— Ну, тебе, хозяин, виднее.

Я уже давно заметил, что Гус любил врубать слугу, когда ему было лень думать.

— Тогда остаемся.

И тут за мной пришли. Двое стражников и неприметный человек в серой рясе. Перед носом у меня помахали пергаментом с нечитаемым текстом и настоятельно рекомендовали проследовать за ними.

Посетители таверны с интересом наблюдали за происходящем — я, было, понадеялся, что за меня вступится группа высокоуровневых клановых игроков, оккупировавшая центральный стол в зале, но они лишь взглянули на нас и опять вернулись к какому-то увлекательному диспуту.

Гусу я велел ждать меня в нашей комнате. По дороге попытался выяснить у серого монаха — за что я задержан.

— Вы не задержаны. Вы приглашены на беседу.

— То есть, я могу отказаться от этого приглашения?

— Я бы не рекомендовал этого делать.

Вот интересно, а что эта крыса в рясе стала бы делать, если бы я был обычным игроком и вышел сейчас из игры? Хотя я уже догадывался, что речь пойдет о моих проповедях. А среди игроков религиозных деятелей на этом континенте почти нет.

Меня привели на храмовую площадь, и мы вошли в Храм Великих через служебную дверь. Здесь оказалась вполне себе обычная канцелярия, хотя и попахивавшая немного благовонными курениями и изобилующая священническими нарядами всех мастей.

В небольшом кабинете сидел священнослужитель в черном платьице и при желтой круглой шапочке, благочестивый чиновник со знаком Троих на большой цепи, отягощающей хилую шею.

«Отец Истер, священник»

— Вы признаете себя виновным в том, что вели проповедническую деятельность на землях Ноблисского графства без лицензии Ноблисского Собора?

— Я не знал, что тут запрещено говорить с людьми.

— С людьми, — сухо сказал Истер, — здесь говорить не запрещено. — Но собирать пожертвования, читая проповеди, можно лишь с благословения Собора, приобретя соответствующую лицензию — иначе тут было бы не продохнуть от алчных безумцев, несущих ересь, и прохиндеев, торгующих баснями.

— Но я не собирал пожертвований!

— Не лгите, юноша!

Святой отец порылся на столе, достал кусок бумаги и зачитал.

«И я, Кольм Пер, свидетельствую, что оное дитя вручило вознаграждение вышеуказанному Нимису Динкану, вложив его в правую ладонь вышеуказанного Нимиса Динкана.» Данное свидетельство подписано и подтверждено еще четырьмя свидетелями.

Я стал вспоминать и соображать.

— Да вы шутите. Это какой-то малыш лет четырех подбежал ко мне и сунул в руку обсосанный леденец!

— Нас не интересует форма, в которой вы получили вознаграждение. Если стоимость этого вознаграждения превышает 10 серебра — вы нарушили закон графства.

— Это обсосанный леденец! Он не стоит десяти серебра!

— Леденцы разные бывают, — пожал плечами мерзавец Истер. — Так как сейчас произвести оценку вышеуказанного леденца не представляется возможным за неимением данного леденца…

— Ээээ…постойте…!

Я начал рыться в карманах. Всю мою жизнь мама боролась с этой привычкой — даже в пижамных штанах я постоянно носил всякую найденную и вовремя не выкинутую ерунду, машинально запихивал в карман огрызки, косточки, фантики — к стирке любая моя одежда с карманами являла собой хранилище мусора.