Шрифт:
— Мне со сливками. У тебя есть сливки? Молоко тоже сгодится, но со сливками лучше.
Если Делин казался чернильным росчерком, осколком древних руин, то Ноа больше походил на зыбкий лунный свет. В светлых джинсах, художественно подранных на коленях, но снова без рубашки. Тонкий, но не хрупкий, Ноа казался текучим. Темные узоры татуировки на его груди и спине сейчас застыли в неподвижности, но он всё равно оставался слишком фейри. И дело было вовсе не в хвосте и рожках.
С удивлением Ева поняла, что Ноа идет светлой кухне с вкраплениями хрома. Он смотрелся на своем месте и в неоновом свете, и с серебристой пыльцой вокруг губ. В полях вереска Ева тоже могла его представить, в какой-нибудь хлопковой одежде или верхом на лошади. Но и посреди вечеринки в центре Нью-Йорка — тоже. Кислотный свет мазал бы по рожкам, а хвост двигался в ритме дабстепа.
Правда, сейчас с Ноа слегка сошел его лоск — или просто Ева впервые видела его не в ночи и в «Убежище», а в другой обстановке и при мутном свете дня. Его светлые, почти белые волосы казались спутанными, да и кровь он еще не вымыл. Но Ева впервые заметила, что волосы у него на затылке куда короче остальных, в длинном кончике уха поблескивает колечко серьги, а глаза густого темно-синего цвета полуночи. В «Убежище» они казались просто темными.
— Ты когда-нибудь одеваешься? — спросила Ева, ставя кофе для Ноа.
— Мне жарко.
— Самая нелепая отмазка, которую я когда-либо слышала!
— Да нет, это правда. У меня температура тела выше, чем у других.
Еве стало немного неловко. Еще больше от следующего уточнения Ноа:
— Вся рубашка в крови, я ее закинул в ваши машинку. Если не против.
— Ты ведь уже кинул, — буркнула Ева.
Чтобы скрыть смущение, она решила всё-таки заняться завтраком. Сунула хлеб в тостер, открыла холодильник, чтобы посмотреть, что можно предложить гостям. Рядом тут же возник Ноа, и Ева хотела заявить, что не стоит лезть в чужой холодильник, но быстро прикусила язык, когда поняла, что он просто хотел помочь.
Ноа подхватил яйца и тут же направился к плите. Впервые Ева подумала, что это не плохие манеры, а просто привычка именно делать. Вряд ли после того, как Ноа оказался у людей и устроил «Убежище» он у многих спрашивал разрешения.
Ноа расколол яйца в сковородку и коротко кинул Делину:
— Порежь овощи. Шан после благословения точно захочет чего-то свежего.
К удивлению Евы, Делин беспрекословно взял овощи, которые достала Ева, и занялся ими. Еще вчера ей казалось, это Ноа должен следовать за Делином, а не отдавать распоряжения. Хотя если они настолько давно друзья, еще с детства, то вряд ли считались с такими вещами.
Закончив с яйцами, Ноа ткнул пальцем зеленые листочки растения на полке.
— Это Герберт, — сказала Ева. — Так Лили назвала.
Ноа глянул с удивлением, потом улыбнулся. Кончик его хвоста мазнул по листочку, и Ева была готова поклясться, что растение потянулось к пушистой кисточке.
— Нашла на помойке и приютила? — спросил он.
— На гаражной распродаже.
— Мило.
Ева чуть не пропустила, когда кофе-машина закончила с порцией Ноа. Сливки действительно нашлись. Девушка присела в стороне, с удивлением думая, что до этого у нее на кухне еще никогда не хозяйничали двое фейри. Делин казался росчерком на белой бумаге, Ноа — молоком, расплывающимся в кофе. Или странной белой птицей, так быстро и ловко он двигался, а его руки будто были крыльями.
Закупоренные в тела чернила и лунный свет.
Ноа положил снятые со сковородки поджаренные яйца на тосты и уселся. Без всяких предисловий заявил:
— Я пойду на Жемчужный прием.
Ева прекрасно знала, о чем речь: этим вечером в галерее в центре города планировался прием, который уже окрестили «Жемчужным», потому что он приурочен к открытию выставки, где собрали всевозможные украшения из жемчуга, как человеческие, так и из Фарналиса. Ожидалась обычная светская тусовка, но с большим количеством фейри.
Ева знала, что Делин будет там, на одном из подобных мероприятий они и познакомились. У нее самой в комнате висело платье на вечер: обычное редакционное задание, выпить шампанского и потом написать заметку о мероприятии.
Делин, кажется, чуть не поперхнулся тостом:
— Ты рехнулся? Тебя хотят убить, а ты заявишься на прием? Может, еще мишень на груди нарисуешь?
— Никто не станет нападать на глазах у толпы людей, фейри и журналистов, — отмахнулся Ноа. — Там безопаснее, чем где бы то ни было. А я хочу поговорить с нужными кали’фарн, которые сохраняют нейтралитет.
Делин хмуро продолжил пить кофе, видимо, он понял план Ноа, а вот для Евы он пока оставался непонятным:
— И что они скажут?
— Попрошу защиты для «Убежища». Кое-кто мне должен, другие могут быть рады, если окажусь должен я.
— У тебя даже одежды для приема нет, — мрачно заметил Делин. — Идти домой опасно. Но вряд ли разодетые люди и фейри оценят на вечере твой голый торс.
— Заедем к Марне. Она шьет для наших и не откажется помочь.
Видимо, речь шла о Марне арта Ульн, знаменитом модельере, которая собственными руками шила дорогущие наряды из паучьего шелка и прочих материалов фейри. Ее рогатая головка украшала многие журналы и статьи о моде.