— Сдох.

— Кто? — спрашиваю я.

— Запасной генератор.

— А починить не можешь?

— Не-а.

— И что это означает?

— Это означает, что мы в полной жопе, Фрэн-ни, — рявкает она, отводя потные волосы от лица. — Теперь, если основной сломается, мы останемся без электричества и ничего не сможем с этим поделать.

— А для чего мы используем электричество?

Она фыркает:

— Для всего, дурында. Обогрев, навигация, силовая установка, горячая вода, все кухонное оборудование, не говоря уж о питьевой воде, мать ее так.

— Ясно. Блин. А основной может сломаться?

— Да запросто, он постоянно ломается.

— Просто мы этого не замечали, потому что подключался запасной?

— Какой ты умный, Шерлок.

Она с топотом поднимается по трапу — меня давно приучили не называть трапы лестницами, — я поспешаю следом.

— Ты куда?

— Доложить капитану.

Энниса мы обнаруживаем на мостике; я слышу, как Лея излагает ему проблему куда более обстоятельно, чем мне. Единственная реакция Энниса — долгий выдох, да еще он, кажется, немного понурился. Он снова поворачивается к штурвалу и смотрит вперед, на пустынное море.

— Спасибо, Лея.

— Я считаю, нужно сходить на берег.

Долгое молчание, а потом он произносит:

— Пока рано.

— Капитан, идти дальше без запасного нельзя. Огромный риск, сумасшедший. Едва что-то случится…

— Я понимаю, Лея.

Она сглатывает, выпрямляется и, очевидно, набирается храбрости.

— Понимаешь ли ты, что подвергаешь нас опасности?

— Да, — отвечает он просто.

Она смотрит и на меня. Взгляд слегка смягчается.

— Ладно, только жить так до бесконечности нельзя, капитан. Нужно составить нормальный план спасения Фрэнни. Рано или поздно понадобятся топливо и припасы — тут же не гребаная «Любовь во время чумы». Остается надеяться, что наш дедулька «Сагани» не потонет прежде, чем мы нагоним эту воображаемую рыбу.

Лея с топотом удаляется, мы с Эннисом спокойно переглядываемся.

— Я найду другое судно, — предлагаю я.

Эннис будто не слышит.

— Курс все тот же? — Карту на экране он видит не хуже меня и все же вынуждает меня к ней подойти. Мы старательно помечаем маршрут крачек, чтобы выявить закономерности их передвижения, которое день ото дня становится все более непредсказуемым. Сейчас они направляются от побережья Анголы в нашу сторону.

— Все так же, юго-юго-запад, — говорю я. — Если будут держаться того же курса, мы их перехватим, но, Эннис, они ведь могут и не остаться. Все зависит от ветра и пищи.

Эннис кивает, один раз. Ему наплевать. Как сказал тогда Аник, куда ж теперь денешься.

— Они не свернут, и мы тоже, — говорит он.

Лея всегда первой выключает свой ночник, а я еще долго читаю. Но сегодня она, вопреки обыкновению, засыпает не сразу. Переворачивается к стене и приглушенным голосом спрашивает:

— А как ты без пальцев на ноге осталась?

— Отморозила.

— Как именно отморозила?

— Ну, просто… ходила по снегу босиком.

— Туповатое какое-то занятие, не находишь?

— Ага.

— А что, как ты думаешь, будет, когда мы найдем этих птиц?

— В каком смысле?

— Ну, будет нам хороший улов, ладно, дело славное, а с тобой-то чего? Ты собираешься домой возвращаться? Или останешься в бегах до конца жизни?

— А тебя-то оно с какой радости заботит?

— Так вот заботит. Если тебя поймают, то посадят снова, верно? За нарушение подписки о невыезде. А когда выяснится, что и в Сент-Джонсе это ты…

Я закрываю книгу.

— Они наверняка выяснят, чьим паспортом ты воспользовалась, — предупреждает она, как будто я сама этого не знаю.

— Каким образом?

— Хрен их знает. Как-то же полиция все выясняет. — Она сердито садится, опускает ноги с койки. — Что ты от меня скрываешь? Потому что ни фига ты не похожа на этакую беглянку.

— Я не беглянка.

— А должна быть беглянкой! И бояться тоже должна, Фрэнни! Не хочу я, чтобы ты снова села в тюрьму.

Я слышу слезы в ее голосе и с ужасом понимаю, что она плачет.

— Господи, ну не надо, — пытаюсь я ее успокоить. — Оно того не стоит.

— Пошла ты в жопу, — рявкает она, закрывая лицо руками.

Я неохотно выбираюсь из постели, подхожу, сажусь с ней рядом.

— Ну, Лея, хватит.

— Самой-то тебе плевать, да?

— Ну, в принципе, нет. — Хотя какая разница, если ты твердо решил умереть задолго до того, как тебя поймают.

Лея смотрит на меня, и боль у нее в глазах какая-то странная, едва ли не обольстительная, а потом я не успеваю отвернуться, а она уже целует меня.

— Лея, погоди, не надо.

— А чего не надо-то? — спрашивает она губы в губы.

— Я замужем.