Он вылезает из ванны, вытирается, потом закутывает меня в другое полотенце и поднимает на руки. И все это молча, как будто говорить нам уже не о чем — все решено. Несет, прижимая к себе. И только аккуратно уложив меня на постель, сказал, буравя взглядом:

— Отступать поздно. Ты же любишь детей? Надо постараться. Ложись на спину, расслабь ноги и просто думай о будущем ребенке.

Ложусь, вздыхая. Закрываю глаза, приготовившись к самому страшному. Но меня хватает на минуту, не больше. Пытаюсь абстрагироваться от происходящего, смотрю на потолок, сделанный в виде звездного неба, на горящие свечи. Потом перевожу взгляд на мужчину у меня в ногах. Пьяного бомжа я испугалась бы больше. А этот чем-то мне нравится, что ли? По крайней мере он со мной ласков.

Он мягко нажимает на мои согнутые колени, разводя их в стороны, и смотрит ТУДА, особенно пристально. Вдруг я замечаю тонкий косой шрам на его брови, который, вместе с его внимательным взглядом, кажется мне знакомым! Всматриваюсь в верхнюю часть его лица и понимаю: я видела раньше этого Эдуарда!

Две недели назад.

Перед последним экзаменом ЕГЭ мне звонят из секретариата школы и требуют срочно явиться на обследование к школьной акушерке. В трубке грозят, что не допустят до экзамена, если сейчас же не приду. И что осмотреть должны всех, кому уже есть восемнадцать или исполнится до выпускного. Интересно, а если бы у меня прямо сейчас месячные были? Ладно, надеваю платье с широким подолом и иду к гинекологине, как мы ее называем.

В школьном коридоре вблизи ее кабинета сидят мои одноклассницы и девчонки из параллельных классов — всего человек пятьдесят. Обследованные к нам в коридор не возвращаются, — их выпускают через другую дверь, видимо, для того, чтобы процесс шел хоть немного быстрее. Ждем и болтаем про труднодоступные места; хохот стоит на весь этаж. Оказывается, парней сегодня срочно вызвали в военкомат, а нас — сюда. То есть перед выпуском четко разделили по половому признаку. Несколько девушек пытаются заниматься, заткнув уши, бедолаги.

Наконец, моя очередь. Ненавижу осмотры; зачем они нужны, если ничего не болит? Вхожу в кабинет, вижу знакомое лицо акушерки — один раз она меня уже проверяла. А чуть дальше, недалеко от стола перед окном сидит мужчина в белом халате и медицинской маске, что-то ищет в своем телефоне. Он-то вообще что здесь забыл?!

Впервые вижу мужчину-гинеколога. До этого мне казалось, что они существуют только в анекдотах. Не представляю себе женатого мужчину с такой профессией. И ни за что не соглашусь, чтобы он разглядывал меня ТАМ. От зоны осмотра его сейчас отделяет ширма, обтянутая тканью. Меня, раскоряченную на дурацком кресле, с его места вроде бы не должно быть видно. Если он все же соберется притронуться ко мне — ногой врежу, точно.

Здороваюсь, называю свои имя и фамилию и прошу гинекологиню:

— Закройте, пожалуйста, окно!

Оно занавешено белым, как и ширма, но приоткрыто из-за жары. И в нем с улицы я буду превосходно видна в странной позиции. Мужчина-врач молча встает и закрывает окно, почти не отрываясь от телефона. Я за ширмой снимаю и кладу в сумку трусы, стелю простынку на сиденье «пыточного» кресла и прикидываю, как на него лучше влезать. Оно слегка качается; сломанное, что ли? Как забиралась в прошлый раз — память отшибло напрочь. Помню, что потом быстро убегала. Быстрее, чем из кабинета стоматолога. Ладно, кое-как, бочком, взобралась.

— Живешь? — вдруг угрожающе спрашивает женщина, надевая латексные перчатки.

— В смысле? Я что — на зомби похожа, что ли?

— Половой жизнью живешь? — уточняет акушерка чуть мягче.

— А-а, нет пока, — тихо отвечаю, зыркнув на макушку мужчины, видную мне сверху.

Женщина кладет мои ноги на полукруглые металлические подставки, такие же, как у электрического стула в фильмах. И заставляет придвинуть попу ближе. Щупает живот, а потом засовывает мне в самое нежное интимное место холодную железку. Вздрагиваю. Акушерка заглядывает туда и сразу вынимает дурацкую железяку. Я приподнимаюсь, собираясь вскочить, но гинекологиня удерживает меня, мнет мои груди и велит оставаться на месте, а сама идет к столу.

Мне с кресла видно, что на столе высится одна большая стопа медицинских карт, другая поменьше, а третья совсем маленькая. Прямо как в сказке про Машу и медведей. Как я поняла, мою карту акушерка находит среди средней по высоте стопочки и кладет сверху на маленькую. И ее (мою карточку) тут же начинает листать мужчина-врач, придвинувшись к столу на кресле с колесиками.

— Братья или сестры у тебя есть? — спрашивает гинекологиня.

Вообще-то стыдно должно быть задавать такой вопрос сотруднику нашей школы. Наша фамилия в этих стенах известна. Мои сестра и младший брат учатся здесь же. А старший только в прошлом году закончил эту школу. И мама здесь долгое время работала учителем труда. А еще моя фотография на доске почета висит.

— Да, — отвечаю.

Думаю, в моей медицинской карте о братьях-сестрах тоже может быть написано.

Тут врач встает и идет через весь кабинет к шкафу — что-то ему там понадобилось. И вдруг я замечаю его заинтересованный взгляд поверх ширмы, который буквально прожигает меня. Вижу шоколадного цвета глаза, черные волосы и тонкую белую полоску шрама на брови. Я инстинктивно пытаюсь сжать колени. Железные подставки для ног мешают, впиваясь в тело. Я, похоже, синяков себе наставила, пока смогла соединить ноги, и вскрикиваю и от боли, и от возмущения сразу.