Для всех вышеприведенных высказываний общей является еще одна черта: все эти высказывания, хотя и в различных смыслах и контекстах, подлежат процедурам проверки. Мы проверяем информацию, слова политиков, медицинские диагнозы, качество сыра или вина, исторические гипотезы и т. п. Философские теории истины как раз и занимаются вопросами о критериях установления и проверки истинности наших высказываний о мире. То есть, философия здесь ничего искусственно не выдумывает. Философы лишь пытаются уточнить и описать в виде специальных теорий то, чем мы уже занимаемся на уровне самой обыденной жизни.

2.6 Достоверность нашего знания и внутренний мир человека

В своей повседневной жизни мы обычно доверяем своим чувствам и восприятию. Но данные современной науки свидетельствуют о том, что мир в своей реальности не такой, каким мы его воспринимаем в повседневном опыте. Все, что мы воспринимаем - это всего лишь феноменальный мир (проекция наших познавательных способностей), тогда как наука пытается предоставить нам доступ к «настоящей реальности». Понятие «настоящая реальность» - это результат научного взгляда на мир.

Например, в нашем, феноменальном, мире мы видим красочные цветы, голубое небо, лазурную поверхность озера, зелень деревьев. Но, как утверждает физический словарь, цвет - это всего лишь «одно из свойств материальных объектов, воспринимаемое как осознанное зрительное ощущение». В большинстве случаев цветовое восприятие возникает в результате воздействия на глаз потоков видимого излучения. Наша способность отличать фиолетовый цвет от голубого связана с длиной волны фотонов, попадающих на сетчатку глаза. Фотон - элементарная частица, квант электромагнитного излучения. Если бы вдруг в один миг исчезли все существа, способные воспринимать фотоны, то в мире исчезли бы и все цвета. А вот фотоны бы остались, потому что они объективны. А наше восприятие цветов субъективное. Точно так же являются субъективными наши переживания радости и любви, грусти и надежды, наше восприятие боли. «В действительности» (объективно) их не существует.

Вот я захожу в киевский музей Ханенко на улице Терещенковской и прохожу в зал, где висит натюрморт Сурбарана (известный как «Натюрморт с мельницей для шоколада»). Я вижу перед собой чашки из китайского фарфора, серебряное блюдо, два кувшина. Мастер передал изящную игру света и тени, связал все предметы в одно целое и ввел нас в мир человека XVII столетия (изображенные вещи - китайский фарфор, шоколад, серебряные блюда - все это свидетельство богатства и модных тенденций того времени). От созерцания картины у меня возникает чувство эстетического удовлетворения, определенные интеллектуальные размышления и т. д. Но в действительности передо мной всего лишь натянутый на подрамник холст и наложенные на него масляные краски. Вся эта удивительная атмосфера, вся эта симфония цветов - всего лишь разница в длине волн. А мои эстетические чувства и интеллектуальные переживания - всего лишь результат стимуляции определенных участков моего мозга (то есть влияния одних физических объектов на другие). Все, что казалось мне важным и исполненным смысла, - это всего лишь призраки, эпифеномены.

И более того. Все страсти, трагедии, взлеты и достижения человечества, все, что нас волнует, вдохновляет, впечатляет - все это тоже призраки. Вся история культуры - гигантская галерея призраков и химер. В действительности существуют только масса, энергия, волны. Такова реальность, которую предлагает нам естественная наука. Счастливая бабочка Чжуан Чжоу, игра теней в Платоновой пещере и коварные выдумки Декартового злого демона - всего лишь детские игрушки по сравнению с тем, что иногда называют «научной картиной мира». Замечу только, что научная картина мира не тождественна науке как таковой, а является определенной интерпретацией (подчас довольно вульгарной) научных достижений.

Имеются ли у нас четкие критерии, позволяющие различить истинное и ложное знание? Откуда мы знаем, что мы на самом деле что-то знаем? Если реальным и истинным является только физическая реальность, а наши восприятия, эмоции и переживания являются лишь тенями и призраками, то почему мы тогда доверяем нашим знаниям? Ведь и наука - это результат человеческого творчества. Мы не можем исключить из научной картины мира «внутренний мир», «дух», «сознание». Разве не благодаря человеческому сознанию физический мир знает о своих фундаментальных структурах, о физических константах, о законах и причинах и т. п.? Когда мы говорим об объективности, достоверности, истинности, не следует забывать, что эти понятия могут существовать и иметь смысл только как понятия сознания. Сам физический мир не знает, что он реально существует. Физические вещи и события не могут описать сами себя. Напротив, сознание описывает как внешний мир, так и само себя. Человеческое сознание является тем пространством, в котором только и возможны различения субъективного и объективного, реального и иллюзорного, истинного и ложного, прекрасного и безобразного. И поэтому любые попытки свести реальность и истинность к «объективной» физической реальности и при этом «исключить» сознание (а также данные чувств, эмоции, эстетические оценки и т. п.) содержат в себе серьезные противоречия.

Даже для физика-теоретика важными являются такие вещи, как вдохновение, удивление, восхищение, чувство прекрасного, эстетическое удовольствие. В создании научных теорий и гипотез участвует не только интеллект, но чувства и эмоции. Альберт Эйнштейн говорил, что «мы с готовностью воспринимаем лишь те физические теории, которые обладают изяществом»[74]. Для научных теорий важно также их внутреннее совершенство. Во время своего выступления перед студентами Гарвардского университета в 1974 году выдающийся физик Поль Дирак (лауреат Нобелевской премии по физике 1933 года) посоветовал своим слушателям больше думать о красоте тех уравнений, которые они исследуют.

О красоте как об одном из критериев истины говорит американский физик Стивен Вайнберг, лауреат Нобелевской премии по физике 1979 года. В своей книге «Мечты об окончательной теории» он сравнивает красоту физической теории с красотой спортивного скакуна. Вайнберг обращает внимание на удивительный факт: «такое личное и субъективное чувство, как наше ощущение красоты, помогает не только развивать физические теории, но и судить об их справедливости» [75]. Отчасти красота физической теории - это простота идей. Еще один элемент такой красоты - это ощущение внутренней необходимости (завершенности), которое нам дает определенная теория. Точно так же, слушая какое-то музыкальное произведение или читая какое-то стихотворение, мы чувствуем, что в них ничего уже нельзя изменить. Вайнберг приходит к следующему выводу: «Тот тип красоты, который мы обнаруживаем в физических теориях, очень ограничен. Если только мне удалось правильно схватить суть и выразить ее в словах, речь идет о красоте простоты и неизбежности, о красоте идеальной структуры, красоте подогнанных друг к другу частей целого, красоте неизменяемости, логической жесткости. Такая красота классически строга и экономна, она напоминает красоту греческих трагедий»[76]. Впрочем, добавил бы я к этим замечательным мыслям выдающегося физика, все равно речь идет об эстетическом ощущении, об эстетическом удовольствии, которое возникает у ученого от сформулированных им теории и уравнений. И это эстетическое чувство является важным аспектом нашего познания реальности, является чем-то таким, что нельзя отбросить как второстепенное и малозначимое.