Заложив над устьем эстуария широкий вираж, и не углядев больше никаких дополнительных подробностей, майор Бояринцев приказал лечь на прежний курс 125 вдоль русла реки. Четверть часа полета под крылом больше не наблюдалось никаких признаков цивилизации - только гладь реки, густой лес на низменном левом берегу и каменистые холмы на правом. И вот впереди, чуть правее по курсу, показались поднимающиеся в небо быстро рассеивающиеся клубы белого дыма.

– Интересно, что это там горит?
– спросил майор Агеев.

– Не горит, а дымит, - через СПУ ответил штурман.
– А что именно - подлетим поближе, узнаем.

– Аквилония на связи в телефонном режиме на УКВ канале, - сказал старший сержант Бакаев.
– Говорят, что наблюдают нас визуально, и к тому же очень хорошо слышат.

И вот «Антей» на подлете к ручью Ближний. Отсюда по правому борту отчетливо видна Промзона, где дымят ряды печей, пережигая древесину на уголь, известняк на побелку, обжигая кирпич и плавя стекло. Чуть дальше -глиняный карьер и яма, в которой работницы под веселые песни месят ногами сырье для формовки кирпичей. Прямо по курсу летняя столовая и заводь для купания - там сейчас ничего нет, ведь рабочий день в разгаре. Тут же - строения старого поселка, дом клана «Русские», два больших самолета, зимой подтащенные прямо к деревообрабатывающему цеху и генераторной, а также штабеля пиломатериала и груды отходов. И чуть дальше - морские орудия в полукапонирах, чьи стволы грозно уставились на реку. Слева - удящая с мостков сильно разросшаяся рыбацкая бригада, фрегат на реке, вспаханные (частью УАЗом, частью на лошадях и быках) поля, где копошатся работницы, а также черточки кольев вдоль берега, об истинном назначении которых экипаж майора Бояринцева пока не догадывается.

– М-да...
– сказал майор Агеев, - прямо настоящий колхоз, где у председателя руки растут откуда положено, а не из задницы, а голова служит не только для ношения шляпы. Будь это хозяйство какого-нибудь латифундиста или феодала, тут бы повсюду были заборы. В Америке, например, это самая главная часть пейзажа вдоль дорог - сотни и тысячи километров заборов, и ни одного свободного участка, повсюду частная собственность, вход на которую строго воспрещен. Видели такое у Бовина в передаче «Международная панорама»22...

– Хороший тут председатель, у него даже самолеты имеются в хозяйстве, - с облегчением в голосе пошутил майор Бояринцев.
– А вот, кстати, и центральная усадьба... кстати, под красным флагом! Почему-то прямо в середине леса. А еще дальше - жилой поселок, и он совсем не походит на скопище лачуг... Ага, несколько строящихся зданий... Так-так... и еще два строения - они чертовски напоминают мне армейские казармы. Кто видел один военный городок, тот видел их все. Мда, прелюбопытно, однако... А вы что скажете, товарищ подполковник?

– Пожалуй, товарищи, - покаянным тоном произнес Легкое, - я признаю, что был неправ, и приношу вам свои извинения. Судя по тому, что мы здесь наблюдаем, основали Аквилонию такие же советские люди, как и мы с вами, сохранившие свои социалистические убеждения даже после буржуазного переворота...

– Очень рад это слышать, Алексей Никифорович, потому что я придерживаюсь такого же мнения, - сказал майор Бояринцев.
– Но извиняться вы будете потом - и не перед нами, а перед аквилонцами. А сейчас ступайте-ка в пассажирский салон и скажите своим людям, чтобы пристегнулись: возможно, посадка будет жесткой. Тем временем мы еще снизимся и сделаем пару кругов, чтобы выбрать место и направление для посадки. Игорь, сообщи аквилонцам, чтобы не волновались: мы никуда не улетаем, но прежде чем попытаться сесть, нам следует хорошенько прицелиться.

– Александр Яковлевич, ты что, и в самом деле собираешься садиться на реку?
– с удивлением спросил майор Агеев.

– И мысли такой у меня нет, - ответил Бояринцев.
– В колхоз, Евгений Александрович, положено вступать вместе со своим паем, и таковым для нашего экипажа и команды подполковника Легкова должен стать груз нашего «Антея», который ни в коем случае нельзя ни подмочить, ни разбить. Полевое медицинское оборудование и медикаменты будут тут на вес золота... Промелькнул тут мимо чуть выше поселения абсолютно прямой участок прибрежного луга примерно километровой длины, до которого еще не добрались местные пахари со своими плугами. Но прежде чем один раз сесть, нам надо будет все хорошенько отмерить, чтобы не зацепить консолью крыла за деревья на кромке леса.

Тогда же. Большой Дом.

Большой четырехмоторный самолет, с оглушительным ревом кружащий над Аквилонией, привел ее население в чрезвычайное возбуждение. Даже обычно индифферентные ко всему аквитаны бросили работу и подняли глаза к небу, по которому проплывал этот рукотворный воздушный кит. Сделав над Аквилонией несколько кругов по часовой стрелке, «Антей» на малой высоте удалился куда-то на северо-запад, и там, вдалеке, заложил широкий вираж, после чего низко, казалось, над самыми вершинами деревьев, пролетел над противоположным берегом Гаронны и Дордонью на юго-восток. С артиллерийской наблюдательной вышки Жермен дТотье через карманную рацию сообщил, что «авион» снова разворачивается над Гаронной в сторону поселения. Низкий гул приближается, но самолета из-за деревьев не видно. А у вождей все готово: газогенератор на УАЗе раскочегарен, мотор урчит на холостых оборотах, Виктор Легран верхом на своем жеребце, кожаные лодки у берега Гаронны готовы к проведению спасательной операции, гребцы ждут команды.

И в этот патетический момент, когда нервы у всех напряжены, на связь выходит Жермен дТотье и кричит на невероятной смеси русского и французского:

– Месье Петрович, авион сел на земля у самый устье Дальний! Хорошо сел! Вива, Вива, Вива!

– Ну вот, - сказал Андрей Викторович, - все как в индийском кино во времена нашей молодости: все танцуют, пляшут и поют...

– Ладно, Андрей, - кивнул Сергей Петрович, - садись за руль, и поехали. Леди Сагари на пассажирском месте, а я с амиго Гаем Юнием, товарищами Седовым и Блохиным и Гугом в кузове. Швыдче, швыдче, товарищи.