Улавливая, как Марина прочищает горло, готовлюсь к каким-то возражениям. Но время уходит, а слова так и не поражают центр моего головного мозга.

«Обиделась, что ли?» – эта мысль моментально гасит все очаги возгорания.

Так и не взяв трусы, выхожу обратно. Хмурюсь чисто на остатке, потому как иду к Чарушиной с разительно другими эмоциями. Медленно и осторожно. Обнаружив ее спокойно царапающей что-то в тетради, планомерно перевожу дыхание.

– Марин… – толкаю инстинктивно, нерешительно преодолевая расстояние. Она не реагирует. Продолжает писать, пока не склоняюсь, чтобы прижаться губами к шее. Тогда вздрагивает и выдает какой-то глухой звук. Я громко и хрипло выталкиваю воздух. – Просто будь умницей. Слушайся меня. Я все решу.

– Все?

– Обещаю.

Ее вопрос звучит так же объемно, как и мой ответ.

– Ладно.

Совершаю резкий глубокий вдох и только после этого осознаю, что полноценно не функционировал. Надышавшись, меняю не только тон, но и весь внутренний настрой.

– Что ты тут пишешь? – усмехаясь, дергаю за одну из двух кос, которые Маринка с утра пораньше заплетала.

– Просто пишу, – бормочет она, не поднимая взгляда.

Не знаю, как другие женщины, а моя кобра сама по себе очень прикольная. Интересно наблюдать за ней в течение двадцати четырех часов. Все-таки она охренеть какая самодостаточная личность. Теперь я понимаю, что все те разы, когда Маринка подбивала меня на какие-то рисковые мероприятия, не скука ею руководила, а определенный просчет. Потому как скучно ей в принципе не бывает. Она сама себя отлично развлекает. Иногда кажется, что даже обо мне забывает. Тихо напевая одну и ту же монотонную песню, которую я сам успел выучить наизусть, неторопливо копошиться по своим тетрадкам, что-то строчит в них, шепотом счет ведет. Потом вдруг все прячет и принимается за чисто девчачьи дела: вертит что-то на голове, красится, покрывает лаком ногти, мажется какими-то кремами, примеряет вещи, просто бесцельно крутится перед зеркалом.

– Дай почитать, – тяну за край самого большого блокнота.

Маринка тут же прихлопывает его к столу ладонью.

– Не дам!

– Че это? – возмущаюсь я. – Сам возьму!

– Не возьмешь! Не позорься!

Шумно выдыхаю и выдергиваю ее из-за стола. Донеся до кровати, опрокидываю на спину.

– Ты на пары не собираешься, что ли? – бубню на выдохе. – И что это за пошлая дрянь? – выдираю из ее кисти пеструю ручку. – На щекоталку похожа. Выброси.

– Какую щекоталку, Дань? – удивляется искренне.

У меня это отчего-то вызывает ухмылку.

– Долго объяснять. Дай покажу, – выдаю я, прежде чем стащить с нее халат.

Едва мету перьями по соску, дергается и пронзительно взвизгивает.

Не позволяя Маринке подняться, со смехом съезжаю ниже. Закидываю ее ноги себе на плечи и веду «щекоталкой» по писюхе.

– Даня… – не вопит, а задыхается теперь.

Пока касаюсь нежных губок языком, перьями скольжу вверх – с клитора на лобок и дальше на живот. Чаруша ерзает и со стоном раскрывает бедра шире. Я тотчас отрываюсь и вскидываю на нее взгляд.

– Хочешь, чтобы я тебе отлизал?

– Хочу…

– Я отлижу, Марин. Потом трахну тебя. А ты мне на финалочке отсосешь? Дашь кончить тебе в рот?

– Конечно…

Я задерживаю дыхание, пока смотрю на нее. Потом опускаю взгляд и резко выдыхаю ей на киску. Воздух, перья, язык – на повторе в течение пары минут. И ее клитор начинает пульсировать, а все остальное тело дрожать. Она становится очень влажной и очень пахучей. Я вдыхаю чаще и громче, пожираю интенсивнее. Ловлю каждую каплю, пока от обильной мокроты не лоснится вся ее плоть. Вставляю в нее пальцы. Осторожно растягиваю. Всасываю клитор сильнее, заставляя ее биться в конвульсиях безумной похоти. Снова вылизываю. Затем всю писюху жестковато покусываю.

Маринка с приглушенным стоном откидывает голову на подушки, взрывает воздух бурным дыханием и, впиваясь ногтями мне в плечи, пытается заставить меня подняться.

– Хватит… Хватит… Трахни уже, Дань… – огненная потребность.

У меня тоже.

Сердце вмиг новую высоту берет. Бешено наваливает.

В ту же секунду, как я скольжу по ее телу вверх, чтобы загнать в горячие и влажные глубины член, Маринка обхватывает меня руками и ногами.

Глаза в глаза. Самые яркие искры.

И сталкиваемся ртами. Сплетаясь языками, кусаемся, и друг в друга изо всех сил вцепляемся. Пока я не совершаю первый выпад. Тогда на инстинктах распахиваем губы. Со стонами втягиваем кислород и с шумом выталкиваем его обратно. Слетая с катушек, обратно друг в друга впиваемся. До следующего толчка. С ним в унисон мычим и хрипим.

Маринка закидывает ноги выше – едва ли не на лопатках ее колени ощущаю.

Мои пальцы жадно мнут ее плоть – елозят по хлюпающей соками писюхе, мнут бедра и ягодицы, добираются до тугого колечка ануса. Вдавливаю, чувствую пульсацию.

– Хочу пробку, Дань… – тарабанит моя кобра задушенно.

– Нет… Здесь должен быть мой член… – хриплю так же рвано.

В ее глазах мелькает беспокойство. Но сразу за ним разгорается пожар.

– Трахнешь меня?

– Выебу, Марин…

Она кивает и выгибается. По телу такая тугая волна дрожи проносится, что меня вместе с ней перетряхивает.

– Да… Да… Данечка… – частит, пока я вколачиваюсь в нее с двух сторон – членом и пальцем.

Жестко. Резко. Мощно.

Сходя с ума, попросту забываем о какой-либо осторожности. Мы просто ебемся так, как нам обоим хочется.

Ловим кайф. Держим высоту. Не боимся разбиться.

Маринка стонет, мычит и хнычет. Сжимает меня все чаще, все сильнее, все продолжительнее. А потом, накрывая меня криком блаженства, затискивает так, что я теряю способность в ее плотных дырочках шевелиться. Я сгораю. Сгораю с ней так ярко, что, не сдержавшись, кончаю. С утробным рыком заполняю ее пульсирующую писюху спермой, пока она не затихает. После выдергиваю и, передвигаясь, приставляю член к ее губам. Толкаюсь раньше, чем она соображает, что делать. Едва головка проходит, стону и содрогаюсь. Маринка тут же принимается кружить язычком и посасывать. Вылизывает до блеска, как я люблю.