Обессиленные, замираем. Даже сон поверхностно рубит. Мне и снится какая-то муть, и Маринку я чувствую. Даже дыхание ее слышу. Отмеряю, как оно замедляется. И как успокаивается ее сердце, тоже ощущаю.

Просто все это очень важно для меня. Она важна. Больше, чем я сам для себя.

– Я проголодалась… Наверное… – шепчет Чарушина какое-то время спустя. – Желудок сосет…

Приходится раскумариться. Открыв глаза, трясу башкой. Перевожу дыхание.

– Лады… – бормочу хрипло, едва разборчиво. Прочищаю горло, чтобы уже бодрее скомандовать: – Гоу на кухню, Динь-Динь. Поедим.

– Гоу!

Подскакивает достаточно резво. По дороге успеваем целоваться. Только вот, едва мы оказываемся в гостиной, со стороны кухни доносятся шаги.

– Пиздец… – глухо выдыхает Маринка.

Я подхватываю с дивана свои треники, она – мою майку. Натянуть-то мы их успевает. Только штаны не прячут кожаную портупею на моей груди. А борцовка с глубокими проймами не перекрывает ремни и шипы на Маринкином теле.

Лады. Главное, что все стратегически важные места прикрыты.

С трудом отрываю от нее взгляд и, цепляя на рожу покер-фейс, якобы на расслабоне сую ладони в карманы треников.

Едва не закатываю в ахере глаза, когда в гостиную входит батя Чаруш.

Блядь… Это фиаско, братан.

Будущий тесть потрясения не выказывает. Оценивая наши БДСМ-прикиды, выкатывает нижнюю губу и с видом, мол: «Молодцы! Впечатляюще!», важно кивает.

– Не перестаете удивлять, молодежь. Ремонт, смотрю, с кухни начали. Роба – огонь.

43

Порочный ты, Данечка… Мой.

– Да… Понял… На мыло закинь… – Даня оборачивается, когда я захожу в комнату. Задерживая на мне взгляд, надолго замолкает. Кажется, что его собеседник на том конце провода еще что-то спрашивает, ждет ответа. Но Даня просто сворачивает разговор: – Созвонимся позже.

Я стараюсь не акцентировать на этом внимание. Едва прячет телефон, с улыбкой подхожу к нему. Обнимаю, устраиваясь у груди. Правда, не успеваю вздохнуть, как он сжимает мои плечи и разворачивает к себе спиной, чтобы притиснуться сзади и положить ладони на живот, который, как он говорит, «пробился трехочковый». По мне, так заметно, только если лежу, но Даня утверждает, что ему лучше знать.

– Видела, какая она сладкая?

И снова «она».

Мурашки по коже каждый раз, когда он говорит о ребенке. Но сегодня, после того, как мы вдвоем были в клинике, чтобы встать на учет, обошли миллион кабинетов, сдали триллион анализов и снова увидели малыша на УЗИ, Шатохин мой горит и светится по-особенному.

– Врач не смогла подтвердить, что это девочка, – возражаю я, а сама улыбаюсь, аж жмурюсь от счастья.

– Зачем мне ее подтверждение? Сам все знаю, – упорствует Даня, продолжая наглаживать мой живот. – Там точно нет члена. Ты же понимаешь, что мой бы уже заметили все. Без приближения и с любого ракурса.

Ему, определенно, есть чем хвастаться. Двадцать три сантиметра – это по всем меркам ого-го какой большой! Я измеряла и просчитывала. Но все равно не могу сдержать смех.

– Блин, Даня, – хохочу. – Сколько в тебе, родной мой, самодовольства! Это Бог тщеславия на смене? Угадала?

– Не только, – смеется вместе со мной. – Сегодня, в честь встречи с моим мелким змеенышем, у меня целый саммит!

Фыркаю и оборачиваюсь, чтобы посмотреть Дане в глаза.

– Не называй ее так!

Сама не замечаю, как начинаю относиться к ребенку как к девочке.

– Змееныш? Почему? Это любовно. Кто еще может родиться у кобры и дракона? Прикинь, там смесь? Моя и твоя! Бешеный фаер, Марин!

– Все равно… – ною обиженно.

Данька лишь смеется и начинает целовать. Прихватывает мои выпяченные губы своими, дразняще покусывает и обещает:

– Ты привыкнешь, и сама так называть будешь.

– Не буду!

– Я не хочу с тобой спорить. Просто давай ты не будешь меня ругать. А потом посмотрим.

– Я тоже не хочу спорить, – соглашаюсь. И быстро перевожу тему: – Как тебе работа у папы? Скучно, да?

Сейчас, когда мы живем вместе, могу наблюдать за своим Данечкой, даже когда работает. И вот когда он входит в корпоративную информационную систему CHARUSH Ltd Company, сразу же становится отличительно серьезным.

– Нормально, Марин. Не все же веселиться. Нужно и что-то на благо семьи делать.

– Так и знала, что ты согласился на это предложение, только чтобы не обидеть отца.

– Не «не обидеть», а уважить, Марин. Это разные вещи, – поясняет тем самым тоном, после которого у меня отпадает желание болтать. Хочется, чтобы Даня делился. Слушать его и внимать. – Если батя Чаруш считает, что мне есть место в семейном деле, то я не имею права подкачать.