Вдох-выдох. Вычищаю голову.

Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

Сердце неохотно возвращается на место. Примерно минута, и подтягиваются в стабильную работу остальные жизненно важные органы.

Вдох-выдох. Балансирую.

Вдох. Выдох. Порядок. Фиксирую.

Еще две глубоких тяги, и выбрасываю сигарету. Не оглядываясь, выхожу из парка.

Пока рулю домой к Чарушиным… Стоп. Просто домой. Надо привыкать.

В общем, пока рулю, стараюсь держать голову порожняком. Изучать и анализировать собранную информацию приходится ночью, после того как Марина засыпает. Иначе сохраняется риск снова сорваться и раскидать при ней все свои эмоции.

Последний раз жестко накрыло мороком самых разных чувств, когда дал результаты пересмотр всех ближайших к тому темному переулку записей видеокамер.

Некоторые люди – забавные твари. Да и вовсе не люди. Просто тупые создания, которые полагают, что раз место «слепое», то все концы в воду. Мне достаточно было получить от Ороса минимум: количество и общее внешнее описание. Примерное время произошедшего прикинул сам.

Дальше я рассчитал все возможные маршруты, которыми могла двигаться компашка ублюдков. Нашел контакты людей, которые за определенную плату без лишних вопросов передали записи со своих уличных камер. И начал методично просматривать, пока не узнал тех самых троих.

Я заметил их сразу. Я «прошел» с ними весь путь до того темного участка. Я видел, как они ржали, спорили, шарпались и даже дрались между собой.

Они были пьяны. Но концентрация движений сохранялась.

С каждым их шагом, с каждым движением, с посекундным приближением к моей Маринке – меня распирало от самых разных, самых одурелых и самых, мать вашу, убийственных эмоций. А когда они свернули в тот самый темный переулок – я получил контрольный удар.

Прямой. Классический. Крепкий.

Увернуться от такого невозможно. Он влетает в грудь с такой силой, что, кажется, рвутся ткани, ломаются кости, разрываются внутренние органы, и все содержимое попросту раскидало по периметру.

Я сгруппировался. Можно сказать, свернулся клубком. Голову ладонями закрыл. Но ощущение целостности не возвращалось крайне долго. Я ведь прокручивал все то, что она мне отразила.

Боль. Агония. Пустота.

И только после этого воскресение. А за ним уже возможность хладнокровно думать, анализировать, раскручивать план дальше.

К сожалению, пока идентифицировать личности не получилось. Но я не сдамся. Мне нужно их найти. Где бы эти твари ни находились. Не успокоюсь, пока лично каждого не порву.

В какой-то момент в мозгах проясняется, я переключаюсь и вспоминаю, что собирался заехать в родительский притон. После острова пару раз был. Вещи забрать успел, только пока не придумал, как вытащить Ингрид. Поэтому вынужден навещать в гребаном поместье.

Бабуля большую часть суток сейчас проводит в дреме. Урвать минутку и поговорить с ней практически нереально. Но я все равно какое-то время просиживаю рядом с ее постелью.

Перегруженная трасса. Приезжаю домой поздно.

Маринка, вполне ожидаемо, стартует с обидой.

– А-а-а, пришел все-таки, – выдает якобы равнодушно. Скрещивая руки на груди, замирает у лестницы. – А я уже думала, что ты от меня свалил по-английски.

Приподнимая брови, закатываю глаза.

– Ага, – толкаю ровно. – По-английски свалил. По-французски вернулся, Марин. Планировал, конечно, до комнаты дойти. Но раз ты прямо здесь решила… Раздевайся.

Она фыркает, отпуская эмоции, которые держали ее в напряжении.

– Не надейся. Ужинать идем, – командует миролюбиво и мягким шагом направляется в кухню.

Я с ухмылкой двигаю следом.

Пока мою руки, Маринка что-то разогревает и выставляет на стол тарелки.

– Все спят уже, что ли? – машинально оглядываюсь.

Непривычно видеть кухню Чарушиных пустой. Тут ведь постоянно «тусят» толпами.

– Мама с утра по дому возилась, а вторую половину дня летала по торговым центрам. Вернулась с кипой детских вещей и с головной болью. Папа сказал, что они идут ее лечить, – поясняет Маринка спокойно, перекладывая по столешнице еще какие-то контейнеры.

Я хмыкаю, но, честно говоря, подмывает конкретно так усмехнуться. Нравится мне то, что в семье Чарушиных нормальная близость – не тайна за семью печатями, но и не разврат напоказ, как у моих извращуг. Наверное, этот их подход – золотая середина. Хочу, чтобы у нас с Маринкой было так же.

– Девчонки в городе. Вернутся только на выходные, – добавляет она и принимается нарезать налистники на порционные куски.

Мать вашу, у меня на них триггер. А все Чары с Лизкой вина.

Когда моя ядовитая кобра печет их для меня, будто божьей благодатью меня окутывает. Я счастлив! Я так счастлив, что она меня любит, что аж дыхание перехватывает.