Шрифт:
— Что и требовалось доказать. — Ведьма взирала на жертву порчи спокойно и даже надменно.
Злорадное торжество собственной правоты всегда сильнее страха.
— Тамиэль! — Лейгард оттеснил меня к Понсу. — Летите оба, он собой не владеет!
— Но заклятье… И орк… — пролепетала, не веря, что все мои дипломатически потуги закончатся пшиком.
— Поздно. — Король на мгновение сжал мою руку, а потом подтолкнул к пегасу и обратился к ведьме: — Я сделал выбор. Освободи жеребца, и я даю слово, что не трону тебя.
Ведьма окинула его ненавидящим взглядом, покосилась на извивающегося медного дракона.
— Горите в пекле, — прошипела она.
Процарапала запястье ногтем, мазнула кровью по крупу Понса.
— Савеах хатэм мирэвитус… Шихэам тадрифи уэссус…
Губы ее почти не шевелились, звуки словно исходили откуда-то из живота, как будто старуха пыталась задушить кобру внутри себя. Я понятия не имела, что означают эти странные заклятия: Шумайя с легкостью могла провести и меня, и Лейгарда. Прочитать очередную порчу и уничтожить нас всех.
Однако ведьма не сжульничала: Понс встрепенулся, расправил крылья и отскочил от нее. Связь между ними оборвалась.
— Лети, бабочка, — посоветовала мамочка Шу. — Без обид, но дальше мы сами.
Я чувствовала подвох, знала, что сплавляет она меня не по доброте душевной, но Лейгард не оставил возможности для маневра. Силой закинул меня на Понса и хорошенько стукнул его кулаком в бок. Подстегнуть, наверное, хотел, но заодно и «поблагодарил» за испорченную охоту на ведьм.
Пегаса уговаривать не пришлось. Два сильных взмаха — и мы уже облетаем лейтенанта Мангуса. Медный ящер беснуется у нас под ногами, круша деревья, пока Лейгард и Гуннар мечутся вокруг, силясь его успокоить.
— Понс, мы не можем! — Намотала белую гриву на кулак. — Назад! Давай нападем, спикируем… Ведьма их уничтожит! Король дал слово не трогать ее, а я — нет! Понс!!! Ты слышишь меня?! Мы его не бросим!
— Я и не собирался! — отозвался пегас. — И хватит тянуть за гриву, у меня морда лопнет!
— Не собирался?..
— Есть план.
Белый набрал высоту и резко зашел на разворот. Мог бы и предупредить! Я легла на его шею, обхватила корпус Понса руками и ногами, как обезьянка — пальму.
— План прикончить меня?! — спросила, когда сердце из горла вернулось обратно.
— Кожееды, — загадочно изрек пегас. — Они все еще на мне?
Осторожно, чтобы не свалиться и не нанизаться на верхушку сосны, как на вертел, посмотрела на бедро своего скакуна. Продолговатые жучки мелькали в короткой шерсти, вызывая приступы тошноты. Как пегас держал себя в моральной узде было загадкой.
— Ну… Совсем немного, — попыталась смягчить удар.
— Не щади меня, Тами. Один раз страх уже завел меня в ловушку, больше я не поддамся.
Понс наклонился, снизился и, выискав в лесу небольшую полянку-проплешину, опустился туда.
— Ты помнишь светлячков? — спросил он, сложив крылья. — Что ты танцевала в тот вечер?
— Вальс. Папин любимый. Напевала про себя и пританцовывала, но я же тогда толком не владела техникой…
— Неважно. — Понс развернул голову и взглянул на меня. — Если сработало с одними насекомыми, сработает и с этими тварями. Какой вальс?
— Ми-мажорный, но…
— Погоди, — перебил белый. — Вот этот? Пум-тарарам, пам-парампам, там-тамтирьям…
Пел он фальшиво, но незамысловатая мелодия все равно угадывалась.
— Этот, — поспешно подтвердила я, чтобы прервать арию Понса. — Но кожееды… А если они не подчинятся?
— Никуда они не денутся. Тебе муза велела верить в себя или в сердце или что-то там такое. Вот и верь! Пока наш король отвлекает старуху, пускай эти жуки покажут, где проклятый орк. Других вариантов нет. Иначе какие мы с тобой герои?! — Белый сделал паузу, а потом добавил нехотя: — И уж постарайся сделать так, чтобы на мне больше никого не осталось.
Я понимала, что если и могу чем-то помочь Лейгарду, то обязана хотя бы попытаться. Слезла с пегаса, кивнула ему, и он принялся распевать несчастный вальс, который когда-то играл мне папа. Я же прикрыла глаза, представила, что любимый сейчас здесь, передо мной. Что мы с ним не в этом заболоченном лесу, а в прекрасном бальном зале, в роскошных нарядах. Играет оркестр, благоухают цветы, и Лей галантно склоняется, приглашая меня на вальс.
Кладет руку мне на талию, увлекает за собой. Мы кружимся, охваченные музыкой. Шаг — два маленьких, шаг — два маленьких… И я смотрю в его глаза, тону в золотом янтаре. Дыхание перехватывает, пульс нетерпеливо бьется в такт, разгоняется кровь, в животе разгорается пламя…