Когда я подошёл, Невдалый разглагольствовал, что наш квантовый комп, вот так продолжая развиваться с дополнительными кубитами, обязательно войдёт в унисон с квантовым состоянием мира, и тогда вся Вселенная может стать нашим компом благодаря способности «Алкомы» захватывать добавочные частицы и встраивать в свой непонятный организм.

Грандэ, что тоже не дурак пощеголять эффектными предположениями, сразу предположил, что такой огромный и могучий квантовый комп лишь ступенька к бозонному, и тогда Вселенная начнёт работать на тахионных скоростях, так что станем выше, чем боги, только бы задавать нужные вопросы и делать нужные движения.

Но улыбки померкли, все мы гении в рамках своего мирка, но даже самые наглые не знают, что спросить, когда будет вот так, что даже и на голову не налезет.

Я рыкнул рассерженно:

– Байму закончили? Я что, пропустил релиз?.. Все по местам!

Невдалый хлопнул себя по лбу, повернулся ко мне с широчайшей улыбкой на лице.

– Шеф, хорошая новость!

– Говори, – сказал я настороженно.

– Ещё один, – заявил он с такой широчайшей улыбкой, что я в зарослях бородищи увидел все его металлокерамические зубы. – Да-да, слухи о нашем рывке пошли по свету… Поймать да прибить инсайдера, но на этот раз сработало в плюс…

– Ну-ну?

Он сказал с подъёмом:

– Теодор Худерман!

Я ждал продолжения, но он умолк и смотрел на меня с торжеством победившего гладиатора на арене Колизея.

– И что? – спросил я. – Ничего о нём не знаю, кроме того, что пару месяцев тому получил премию Юрия Мильнера за принципиально новую конструкцию квантового компа. Но до практических разработок пройдут годы, как я понимаю.

Он милостиво наклонил голову, взгляд был отечески добрым и понимающим.

– Да-да, народ только это усёк. Даже не саму премию за достижения в науке, а что Мильнер к ней изначально приложил три миллиона долларов, а это почти втрое больше нобелевки. А то, что у него три десятка фундаментальных работ, восемнадцать патентов и куча идей, которые раздарил ученикам…

– Стоп, – прервал я. – Что за новость?

Он вздохнул, улыбка не сошла, а трансформировалась в благодушно-деловое выражение, хотя за такой бородищей мало что разглядишь.

– Мы с ним давно знакомы, пересекались на конференциях, даже один совместный доклад готовили. Вчера позвонил и сказал, что ему очень нравится наше направление в баймостроительстве. Точнее, не сами баймы, а что мы строим свою на принципиально новом движке, которых ещё нигде не было.

Я сказал всё ещё настороженно:

– Спасибо. Польщены.

Он сказал доверительно:

– Я пригласил заглянуть к нам, когда ему изволится, а он…

– Послал?

– Принял, – сообщил он. – Человек вольный, нигде не служит, времени много, почему не зайти? Сказал, позвонит и придёт.

Лысенко вздохнул с заметной завистью в голосе:

– Ещё бы, три мильена от Мильнера! Можно жить припеваючи и ни на какого дядю не горбатиться. Я не имею в виду нашего шефа, тьфу-тьфу, я за диктатуру и подавление, вы же знаете!

Я покачал головой.

– Вряд ли придёт, сказал из вежливости. Вежливость – это наше постоянное враньё. Слишком именит. Но то, что нас заметил и отметил, льстит, признаю.

Невдалый спросил с затаённой улыбочкой:

– А если придёт?

Я развёл руками.

– Угостим кофе. Окажем всяческое внимание. Но следите, чтобы не спёр ложки. Кто знает, чего придёт.

Среднего роста и среднего сложения, что значит, какой есть, такой есть, пусть недоразвитые каторжанят себя в тренировочных залах, с модной щетиной на щеках и подбородке, в приличном костюме, но без галстука, чем похож на иранского дипломата, те отвергают эти удавки Иблиса на сынах Адама, вежливая улыбка, но не покровительственная и не панибратская, а как будто зашёл к такому же интеллигентному другу, с которым общаться легко и приятно.

Я торопливо поднялся, указал на кресло слева от стола.

– Господин Худерман, поздравляю с премией Мильнера!

Он лениво отмахнулся.

– Да ладно, премия как премия. В математике сейчас взрыв идей, есть и поинтереснее работы.

– Но всё же, – возразил я, – признание заслуг всегда льстит. И другим стимул… Что вас привело к нам, господин Худерман?

Он светло улыбнулся, это было похоже, словно умилилась горилла, которой попал в объятия хрупкий оленёнок.

– Теодор, – поправил он легко, – если сокращённо. Друзья вообще зовут Тедом. Да, моё полное имя трудно выговорить, не вы один… А зашёл потому, что вы затеяли нечто грандиозное, слух уже пошёл по индустрии игр.

Я развёл руками.

– Ну, слухи бывают всякие…

Он произнёс легко:

– Из того, что слышал, возникло желание… поучаствовать.

Я взглянул с удивлением.

– Зачем это вам? С такой премией можно хоть в правительство!

– Правда? – спросил он с интересом. – Хотя да, были оттуда намёки и намекивания. Но там работа не творческая, нет вызова. А рутина есть рутина. А вы на переднем крае, даже за краем. Такое бодрит!

– Вряд ли у нас отыщется место, – сказал я с сомнением.