– И русалкой наградишь?! – подскочил тот.

– Наградить не награжу, – покачала головой я. – Ещё только не хватало топить кого-то тебе в угоду. Но как ими обзавестись, со временем подскажу.

Водяной радостно булькнул, и болото у порога испарилось.

– До встречи, лесной хозяин, – я поднялась и, не удержавшись, добавила. – Ты заходи, если что.

Пенёк ожидаемо юмора не уловил и солидно проскрипел:

– Свидимся, хозяйка.

Я посмотрела, как он исчезает в тёмном провале, быстро затянувшемся обратно, и пошла к избе. «Будем надеяться, что домовой пережил купание... Вроде в прошлый раз он его и не заметил вовсе».

Домовик плаванье под печку не заметил. Как, впрочем, и фолиант-травник, который я открывала с некоторой опаской. Но книга действительно оказалась зачарованной. Несмотря на то, что вытащила я её из мокрого комка своей одежды, на обложке не осталось ни капли влаги. Как и внутри.

В очередной раз запамятовав, в каком из мокрых лаптей обретается домовой, я выставила на лавку оба:

– Прибыли, братец. Принимай хозяйство.

– Да... – протянул дедок, как обычно материализовавшись у меня за спиной, – хоромы-то...

– Тесные? – хмыкнула я.

– Нет. Отчего же тесные? Просторно. Мокрые хоромы. Али у водяного в царстве обосноваться решила, матушка?

– Нет. Скорей уж он у меня.

Домовик сморгнул, уставившись на меня с каким-то странным выражением на морщинистой мордочке:

– То, конечно, дело не моё. И вообще не дело. Водяной, конечно, нечисть разумная. Но не дело это, матушка, честной ведьме с нечистью путаться.

– С нечистью?! – вспыхнула я. – Ты, батюшка домовой, в тапке пересидел? С непривычки голову напекло? Так недолго и обратно в тапок отправиться! С какой ещё нечистью я путаюсь?!

– А с чего это он у тебя обосновался? – ничуть не испугался моих угроз домовик. – Он хоть и разумная, а всё нечисть. И без хозяйского приглашения ему в чужой дом ходу нет.

– Да кто бы его приглашал, – проворчала я. – В окно сунулся да воды налил, паразит.

– Так шашни ты с ним не водишь? – всё же уточнил старичок. – Они порой таким добрым молодцем обернуться могут, что только держись. Особенно молодые.

– Хватит с меня добрых молодцев, – буркнула я. – Они мне ещё на Буяне надоели. Все тридцать три штуки. Кто с ними сравнится?

– Тоже верно, – угомонился наконец домовой. – Я ведь отчего спрашивал. Никак нельзя ведьме, хоть самой завалящей да слабой, с нечистью любови крутить. Они как пиявки. Про любую лябовь расскажут, хоть братскую, хоть мужнину, лишь бы силой натянуться...

– И ты? – хмыкнула я, откладывая в памяти очередной факт о местных порядках.

– И я, – признал домовик, как ни в чём не бывало.

– Как? – опешила я.

– А вот так. Не с тобой, с тобой у нас другая каша. Домовой с хозяйской кровью жизнью повязан – станет её слабить, и сам ослабнет. А вот была бы у тебя служанка али воспитанница кака...

Старичок мечтательно закатил глаза.

– Но, но, но, ты полегче, хозяин, – нахмурилась я. – В моём доме никто никому голову морочить не будет.

– Да я-то что, – спохватился тот. – Я так, в порядке примера и назидания. Дескать, опасно это. И это вот тоже. Ишь как плесень по балке пошла. Не приберёшь, так и прогниёт до самой серединки. Духнет, и нет ведьмы. Эдакой дровенякой да по буйной головушке, никакая сила не поможет, ибо вышибет её из головы.

– Вместе с мозгами, – проворчала я, оценив манёвр домовика. – Сильно прогнило-то?

– Сильно, – закивал тот. – Ой, сильно, матушка. Лет через пятьдесят как есть рухнет.

– Я столько не проживу, – с облегчением фыркнула я.

– Проживёшь, матушка, – на полном серьёзе возразил домовик. – Особливо если с нечистью путаться не станешь.

– Да не путаюсь я ни с какой нечистью!

– И я про то, – закивал старичок, хитро сверкая глазами. – Ты, матушка, выдь на двор, цветочки собери, что ли. Али дров у лешего спроси. А я пока тут приберусь.

Я только головой покачала и пошла на двор. Мало ли какие порядки у домовых. Хотя посмотреть на его работу было бы интересно. В избушке на курьих ножках всегда царил образцовый порядок. Но вот летающих веников, самомоющихся тарелок и ползающих по полу тряпок я не встречала ни разу.

«Ладно. Будет ещё время насмотреться, – подумала я, выйдя на покосившееся крыльцо. – Застряла ты, матушка, тут походу надолго».

Двор основательно преобразился. Начинающаяся у самого крыльца дорожка, посыпанная свежим речным песком, почти сразу распадалась на две. Одна скрывалась в чаще леса, за покосившимся плетнем. Там, разумеется, никакого песка не было и в помине, зато на каждом шагу торчали корни и камни. Другая заворачивала за угол избы. Недолго думая, я пошла по ней.