Водяной указание выполнил со всем старанием. У плетня из кучи камней бил родник. Вода, образовав водопад в миниатюре, стекала в небольшой природный бассейн метра полтора в диаметре, а уже оттуда катилась по мелким камешкам куда-то в лес.

«Природный, как бы не так, – я мысленно посмеялась над своим определением. – Впрочем, нечисть – она же тоже часть природы. Вроде как. Надо будет у домового уточнить».

Я присела на корягу и опустила руку в воду. В горле тут же запершило, и я вспомнила, что не пила почти сутки, если не считать ту воду, которой наглоталась по милости водяного в избушке. Но там ещё неизвестно, попила или поела грязи пополам с прошлогодними листьями и паутиной.

«То-то есть до сих пор не хочется», – передёрнулась я, вспомнив нехорошим словом вредителя-водяного. На языке почувствовался какой-то гадкий грибной привкус. Я понимала, что сработало самовнушение, и на самом деле никакой дряни у меня во рту нет. Но всё равно поспешно набрала в горсть холодной воды и напилась.

Жажда прошла, но зато проснулся голод. «Леший зайцем, может, и поделится, – с сомнением протянула я, глядя на свое искажённое отражение в колышущемся зеркале воды. – Но что я с ним делать буду?»

Когда мы путешествовали с Ильёй, он приносил дичь из леса уже освежеванной и выпотрошенной. Видимо, не хотел смущать мою предполагаемую тонкую душевную организацию. «М-да, – пришлось констатировать мне. – Я понятия не имею, что делать с полным комплектом зайца: шкура, внутренности, там же где-то ещё и желчь должна быть. Пока до мяса доберёшься – семь потов сойдёт. И вообще зверушку жалко... Решено. Остановимся на вегетарианском меню ввиду отсутствия иных вариантов».

Я огляделась, но о наличии огорода напоминали только бугры, заросшие мхом, которые принять за грядки можно было только при наличии совсем уж буйного воображения. Скорее они смахивали на могилки предыдущих самонадеянных идиотов, вздумавших пожить на болоте в гордом одиночестве.

«Хех... Меню выбрали, а официантов что-то не видать, – пробормотала я себе под нос. – Похоже, придётся к людям идти раньше, чем хотелось бы. Только на что еду менять? Денег-то у меня нет».

Поворчав для порядка ещё минут пять, я встала и направилась к избе. Стоило посоветоваться с домовым: как-то же Яга тут жила и юбки по деревням на хлеб не меняла. Может, дедок слышал что-нибудь?

– Колдовала, матушка? – проскрипел леший, буквально выросший у меня на дороге.

Я с трудом подавила гневный вопль: едва не напоролась глазом на особо выдающийся сучок.

– Нет, не колдовала, – буркнула я, справившись с приступом злости. Ругаться сейчас с лешим было бы чревато. – Думала, где буду еду доставать. Я же, как видишь, без багажа.

– Без чего?

– Без запасов, – со вздохом пояснила я.

«Надо же. Сколько уже тут пережить успела, а двадцать первый век из меня так и не выветрился».

– Так бабка твоя тоже запасы с собой не носила.

– И как она тут жила? – заинтересовалась я.

– А чем мы подсобим, что людишки принесут в благодарность за помощь, тем и жила.

– Какие скромные запросы, однако, – хмыкнула я.

– Чего?

– Да так... Спрашиваю, и мне подсобите, или как?

– А как же иначе, матушка. Я за тем и пришёл. Ты говори, в чём у тебя нужда. Мож, дровишек прислать? Тут-то, поди, ничего в дровянике не осталось: всё сгноил водяник бестолковый.

Мы одновременно посмотрели на два гнилых бревна, торчавших у остатков плетня.

– Тут и дровяника не осталось...

– Значится, пришлём. Ещё чего-нибудь желаешь? Земляника в этом году шибко ароматная уродилась. С куста возьмёшь, али сразу сушёной?

– Так... Погоди, – остановила я лешего, чувствуя, как в груди зарождаются неприятные подозрения. Ну не мог представитель этого племени так радостно разбазаривать лесные богатства. Или мне попался единственный на весь мир леший-альтруист. – Ты что это такой добрый, лесной хозяин?

– Дык мы завсегда... Со всем почтением... – со скрипом замялся леший.

– Ты прямо говори, не юли, – нахмурилась я.

– Зельеце бы морочное подновить. Выдохлось за столько-то лет, – выдал наконец тот. – Обнаглели людишки. Всю опушку истоптали.

– Ну, так не просто так же топчутся, – с сомнением протянула я, вспоминая, что что-то такое читала в своём травнике.

– Не просто! Сразу сапогами, – с возмущением проскрипел лешак.– Дубы столетние на дрова рубить повадились, басурманы! Напротив роща стоит сухая-мёртвая – руби-не хочу. Но нет. Туда топать на двести шагов дальше! К нам тащатся. Скоро ничего не оставят от пущи заповедной.

– Спокойнее, – остановила я словесный поток. – А сам куда смотришь? Увидел топор не по делу, так заблуди дровосека, чтобы впредь неповадно было.