— Прости, — спокойный, даже какой-то виноватый голос Энрико прозвучал как гром среди ясного неба. — Твои подозрения понятны. Но совершенно беспочвенны. Я сам отказался от короны Хранителя рубежа. И не жалею об этом. Ну, точнее, давно уже не жалею.

— Рада за тебя, — отозвалась я, тоже переходя на ты. — И откровенность за откровенность… Мне безразлично, жалеешь ты или нет. Единый или судьба поставили меня на это место, неважно. Но я собираюсь остаться здесь. И сделать всё, чтобы мне было здесь хорошо. И не только мне, но и тем, кто мне помогает. До самого последнего крестьянина, который косит сено для моих лошадей.

— Счастье всем и сразу, — недоверчиво поморщился он. — Сколько доброты и самоотречения…

— Не всем и не сразу, — качнула головой я. — И уж точно никакого самоотречения. В моих планах куда больше расчётливости и разумного эгоизма. Я хочу жить хорошо. Не просто хорошо, а хорошо и долго. А для этого мне нужно, чтобы того же хотели все окружающие.

— Жить хорошо и долго?

— Чтобы я жила хорошо и долго. Они должны желать этого мне. А это возможно только в том случае, если им тоже будет хорошо. При мне. Понятно?

— Ты не сможешь платить всем…

— Платить? Да ты дурак, братец, — рассмеялась я. Даже в голову не приходило, что мои слова можно истолковать настолько по-идиотски. — Разве кто-нибудь когда-нибудь раздавал деньги просто так?

— Святой Ва…

— Вот только давай без святых, — перебила я.

— Тогда никто.

— Ну, вот и нечего начинать. Я дам им не деньги, а нечто большее. Я дам им уверенность в завтрашнем дне. Я дам им возможность работать и зарабатывать. Избавлю от неконтролируемых поборов. Я… Впрочем, зачем я тебе это говорю? Тебя же интересуют исключительно искры. Точнее, моя искра, духовник?

— Ты действительно собираешься сделать всё это? — с удивлением, которое он не сумел скрыть, спросил Энрико.

— Я не собираюсь. Я уже делаю. И не позволю никому мне помешать.

— Я хочу помочь.

— Чем ты мне поможешь? — хмыкнула я. — Ты же отказался от права что-то менять в этом баронстве.

— Я и не буду менять, — улыбнулся он. — Менять будешь ты, а я всего лишь тебе помогу.

Эта улыбка впервые за всё время разговора очистилась от налёта горького сарказма. Энрико на мгновенье вдруг словно помолодел лет на двадцать. Тут-то я и заметила, насколько мы похожи. «Ну, хоть в этом сомневаться не приходится, — проворчала я себе под нос. — Мы действительно родственники».

В остальном же я сомневалась. Сомневалась и тогда, когда рассказывала Энрико о своих планах создать школу при каждом деревенском храме. Когда слушала его вполне резонные замечания и предложения. И когда согласилась на приезд нескольких его бывших однокашников-служителей. Даже отходя ко сну в тот день, я всё еще сомневалась в правильности принятого решения.

Появление брата было столь же неожиданным, сколь и своевременным. Кому ещё, как не брату, давно и безвозвратно потерявшему все права на баронскую корону, я могла бы доверить религиозную власть в своей вотчине? Искать кого-то другого было бы и странно, и глупо. Вот только мои враги, если они у меня были, тоже не могли этого не понимать. Поэтому Энрико мог оказаться как посланным богами помощником, так и чужим шпионом.

Но через несколько дней эти сомнения отошли на второй план. О себе вновь напомнил проклятый дракон, и снова довольно нетривиальным способом. До чего же изобретательная рептилия попалась…

Очередные неприятности поджидали меня сразу за завтраком. Братец Энрико, чьё присутствие неизменно наводило меня на мрачные мысли, вставал с восходом. Я же просыпалась гораздо позже. Поэтому завтрак оставался единственной трапезой, когда я не рисковала нажить изжогу, в основном пережёвывая собственные сомнения, а не пищу.

Это утро не стало исключением. Я как раз успела разделаться с маленькими булочками, наполненными нежнейшим паштетом, и на распахнувшуюся дверь посмотрела довольно благодушно.

— Ваша светлость, — склонилась в поклоне Леона.

— Моя, моя, — лениво покивала я, отметив, что серебряного подноса нет, а значит, и неприятных новостей вроде приглашения на какой-нибудь бал не предвидится. — Что день грядущий нам готовит?

— А вот этого я не знаю, — Леона подошла почти вплотную и заговорила вполголоса. — Но что-то готовит, это точно.

— Так… — насторожилась я. — Откуда такие выводы?

Но ответить женщина не успела: в дверь снова поскреблись.

— Войдите! — рявкнула я, впервые пожалев, что упразднила шеренгу лакеев в трапезной. Сейчас бы не пришлось орать, выясняя, кто там такой скромный.

На пороге показался перепуганный повар, комкающий в руках белый колпак. Тоже, кстати, моё нововведение. Обнаружив однажды в своей тарелке чужой волос, я долго боролась с желанием обрить наголо всех, кто хотя бы переступает порог кухни. Но всё же ограничилась введением белой полотняной формы и колпаков для своих кашеваров.