Звук мужского удовлетворения придавливает меня сверху, и я ощущаю, как под повязкой начинает жечь глаза от подступивших слез.

— Какая жалость, Джансу, — внезапно ощущаю, как повязка ослабляется и соскальзывает с моих глаз, позволяя мне увидеть поглощенные черной мглой дикие глаза Тени.

— Правда?

— Да. — Мужчина кивает, ласково заправляя выбившийся локон волос мне за ухо, но я дергаюсь, не желая его прикосновений. Только он возвращает меня на место, мягко сдавив горло большой пятерней и прижавшись губами к моей щеке, по которой он слизывает ускользнувшую от меня каплю горечи. — Потому что я и есть Джафар Аль Нук-Тум, — шепотом впечатывает в меня эти слова, как клеймо в кожу, нарочно процарапав следом жесткой щетиной, а потом заглядывает мне в глаза, только я почти ничего не вижу из-за мутной пелены, но чувствую, как он проводит большим пальцем по горлу, словно поощряя любимую зверушку.

Судорожно сглатываю, не в силах сделать вздох, а потом ощущаю, как небрежно он проходится грубыми пальцами по моему подрагивающему животу, собирая скользкую жидкость, и… проводит ими по моим губам, оставляя на них свой обжигающий терпкий вкус.

— Ты моя, — выносит мне приговор хриплым басом. — У тебя нет права принадлежать другому мужчине. Возвращайся в свою комнату, Джансу, — последнее, что приказывает мне Тень, прежде чем отпустить меня и скрыться за одной из дверей. Оставив меня наедине со своей правдой.

Вот теперь меня можно назвать грязью.

Я даже не помню, как добралась до комнаты и пролетела прямиком в ванную. Мне было просто дико необходимо добраться до воды, чтобы смыть с себя его семя, запах, прикосновения... все.

Не знаю, сколько проходит времени, но я по-прежнему изо всех сил тру живот жесткой мочалкой, споласкиваю, не заботясь о костюме, и снова тру, а потом берусь за ладонь, что держала мужской орган. Вот только ощущение грязи останется со мной навсегда, как бы я ни пыталась отмыться.

Закрыв кран, утомленно прикрываю веки и отступаю назад, пока не врезаюсь лопатками в прохладную стену из мозаики. Открываю глаза и еще целую минуту так и стою, замерев ошарашенным взглядом на своём отражении в зеркале.

Чужачка. Вот кого я там вижу.

Щеки красные, глаза черные, будто мне что-то вкололи, на шее несколько отметин от его укусов, которые стали еще краснее из-за трения мочалкой, а грудь по-прежнему ходит ходуном, как и сердце, сходящее в ней с ума.

Из меня вырывается протяжный стон, после чего я ударяюсь затылком о стену и медленно сползаю вниз, все еще пребывая в каком-то шоковом состоянии.

Это он… Человек, который сравнял меня с грязью, и есть Джафар Аль Нук-Тум. Всевышний! Где мне теперь искать спасение?

Трясу головой и прячу лицо в ладонях. Не стоило мне верить Марату. Мой несостоявшийся будущий муж не обижает женщин, он их уничтожает.

Только нет смысла жалеть себя, дома бы меня ждало наказание похуже. Отец сделал бы меня изгоем в семье за то, что я опозорила его, а потом выбрал бы мне самого ужасного мужа и отдал, как кусок мяса на рынке. Здесь хотя бы у меня был шанс на другое будущее, по крайней мере, я верила в это, но по злому року судьбы нелепое стечение обстоятельств все перечеркнуло и стало моим проклятьем.

И сейчас моя призрачная надежда, что я когда-нибудь найду Джафара и он спасёт меня, разрушена. Он уже нашёл меня, и теперь мне нужно искать спасение от него.

Я так и сижу, ожидая, когда же наконец в горле появится болезненный ком или хотя бы покалывание в глазах. Но ничего не происходит. Несмотря на то, что я желаю этих слез, которые грозили пролиться перед Тенью, сейчас их нет.

Пустота. И меня пугает образовывающееся во мне безразличие.

Так не должно быть.

Я должна бороться до последнего.

Выгибаю спину, отталкиваюсь от стены и поднимаюсь на ноги, вмиг ощущая себя уставшей и подавленной. Адреналин стихает, и, кажется, вместе с ним из меня выходят последние силы. Я действительно очень устала. Но все же заставляю себя избавиться от костюма и надеть легкое платье.

Нуждаясь в глотке свежего воздуха, выхожу из ванной и направляюсь на балкон, вот только дойти до него не успеваю…

— Ты, должно быть, особенная, — раздается в тишине мужской голос, и я проглатываю испуганный звук. — Такая шикарная комната… для обычной наложницы, — протягивает незнакомец, а я так и не рискую повернуться в его сторону. — Не припомню, чтобы мой брат был таким щедрым.

Брат…

Кажется, я перестаю дышать.

Горло словно сковывает колючим ошейником.

И у меня не остаётся сомнений, что это младший эмир, когда я наконец поворачиваю голову и первым делом замечаю ссадину возле виска.

Он все помнит и знает, кто я.

От страха, врезающегося мне под кожу иглами, высокие стены начинают давить со всех сторон, молчание становится оглушительным, а сердце готово разорваться на части, потому что на моей кровати лежит полуобнаженный мужчина.