Шрифт:
Закованное в панцире из льда?
Без тебя вся моя жизнь бестолковая,
Лишь для тебя эти слова.
Про любовь, про надежду, про скуку,
Как пусто там, где нет тебя
И что ни на одну адскую минуту
Я не забывал твои глаза.
Ромашки. Полевые. Простые.
Завёрнутые в пергамент стихов моих,
Писал их под взгляды косые
И сладкий шёпот губ чужих.
Ты знаешь? Ты мне снилась.
И больше не говоришь, что я плохой.
Не перегорело, не испарилось
Банально, просто – я весь твой.
Я кривлялась и хихикала, как дурочка, когда зачитывала эти строки на потеху всей переполненной столовой, хотя внутри душа моя рыдала и корчилась в конвульсиях. И сама себе была противна.
До тошноты! Никогда более, ни до, ни после, я не чувствовала себя более гадкой и мерзкой, как в тот день. Но и это было не все, хотя я и думала, что оказалась на дне.
Нет!
Мне и его пробили. Виртуозно и уже на следующий день. Стас пришел на последний звонок с Сажиной как пара. Влюбленные и счастливые. Улыбались и держались за руки, говорили друг с другом, смотря прямо в глаза. И для меня это был удар такой силы, что я почти сломалась. Окончательно же это случилось после торжественной части, когда его уверенные слова разнеслись по всему холлу.
На меня был спор. Шутки ради. Завалить, использовать и кинуть. Вот и все.
А Таню он любил. Только ее одну.
Этом меня спасло и убило одновременно…
Глава 28
POV Арина
Не знаю, где я тогда взяла силы, чтобы не расплакаться на глазах у всей школы. Но я сделала это. Задрала нос повыше, сложила руки на груди, изображая совершенное безразличие к ситуации…и со всей силы прикусила щеку изнутри.
Почти до крови.
Чтобы перекрыть боль сердечную. Чтобы не наброситься на Гордеева и не расцарапать его грешные глаза. Чтобы не ползать у него в ногах, умоляя сказать за что он так поступил со мной? Что я ему, черт возьми сделала?
Выстояла. А потом сама же уехала вслед за ними.
В салоне авто меня и накрыло. Помню только, что водитель отзвонился отцу, причитая о том, что со мной творится какая-то неведомая херня. А потом все как в тумане. Просьбы отца поесть и принять какие-то «колеса», чтобы поспать и успокоиться. Видите ли, ему надоело слушать мой бесконечный вой. Пару раз был сам, требовал назвать имя смертника, что посмел обитель меня, изображал примерного папашу. Потом, видимо, надоело кривляться и в мою комнату штабелями пошли мозгоправы.
В топку! Да и мне самой было противно от того, в кого я превратилась – скулящая жалка псина. Незавидная участь…
Тем более, если учесть, что я с каждым днем все чаще думала о том, чтобы позвонить Стасу или написать. А потом просить хотя бы крупинку любви для меня.
Малюсенькую! Мне и бы и того хватило. Вот тогда-то мне и стало по-настоящему страшно.
Спустя пару дней выползла из своей комнаты и к отцу. Захлебываясь слезами, попросила как можно быстрее отправить меня из страны. Согласился быстро, а я наконец-то выдохнула, потому что верила – с глаз долой, из сердца вон.
Правда это только в поговорках все так радужно, а вот на деле…м-да…
На выпускной я так и не пошла. На звонки и сообщения Рябовой и Седых больше не отвечала. Но, Дима, оказался тем еще сталкером. Выследил, подошел в аэропорту, долго смотрел на меня, пряча руки в карманы джинсов и молчал. Так и стояли как два идиота, смотря по сторонам и совершенно не понимая, зачем тратим друг на друга драгоценное время.
– Останься, Арин. Все забудется, – наконец-то взлохматил шевелюру парень.
– Не понимаю, о чем ты говоришь и куда клонишь, – многозначительно посмотрела я на часы.
– Останься, – повторил Седых, – со мной.
– Не буду тебя обманывать, Дима. Я этого не хочу.
– А чего хочешь? – вдруг неожиданно громко психанул бывший одноклассник и мы тут же привлекли всеобщее внимание, и даже мой охранник сделал шаг ближе, но я его тут же осекла, – Этого нищеброда?
– Да ничего я уже не хочу, – отмахнулась я.
– Я тебя все равно дождусь, Арин, – сделал решительный шаг в мою сторону Седых, но я тут же отступила.