Удор шутки не понял:

— Я ее не бить!

— Ничего себе — «не бить»! Да ты чуть не убил мою любимку, животное! Дорогая, — склонился Малейв ко мне, — ты как?

— Отстань, а? — попросила я по-хорошему.

— Я никогда не бить женщин, — продолжил оправдываться Удор, задетый обвинением Найте. Увы, он не понял, что этот насмешник просто веселится. — Я просто хотеть вытолкать из нее мясо!

— Избавь меня от подробностей своих гнусных замыслов! — опять же притворно поморщился Малейв. — «Вытолкать мясо»… Фу, маньяк!

— Я не обращаю внимания на Найте, и ты не обращай. Он просто назойливый дурак, — сказала я Удору.

Апранец в упор поглядел на Малейва и, кивнув, выразил свое согласие с этой характеристикой.

Меж тем сам Найте посмотрел на упавший бутерброд и уже вполне искреннее проговорил:

— Ну и мерзость. Как вы это едите?

— Еда это просто топливо, мы, простые смертные, не делаем из нее культа, — едко сказала я.

— Вот именно, еда — топливо. А топливо нужно качественное. Идем-ка, я предложу тебе топливо получше.

Я повернулась к Удору, взяла его из свертка еще один горячий жирный бутерброд и, не сводя глаз с Найте, вгрызлась в сочащуюся начинку. Мужчина посмотрел на меня со смесью отвращения и одобрения.

— Тане надо мясо, — сказал Фроуд, с умилением на меня глядя. — Она тонкий… кая.

— Мясо питает низкие энергии, дружочек. Нам, психокинетикам, пища нужна другая. — Посмотрев на апранца, Найте добавил: — Тебе бы не помешало сбросить вес.

— Я нормальный, — набычился Удор.

— Класафец, — снова с набитым ртом поддакнула я.

Найте обошел апранца кругом, нахмурился, и спросил у меня:

— Так вот какие мужчины тебе нравятся? Крупные и мощные мясоеды?

— Да, я нравлюсь Тане, — ответил за меня Фроуд, расправляя плечи и непроизвольно напрягая руки, чтобы на них четче вырисовались мышцы.

— Чего не сделаешь ради любви, — вздохнул Найте и ловко взял оставшийся бутерброд из свертка Удора; парень не успел уберечь бутерброд. — Придется соответствовать твоим плохим вкусам, дубик мой краснолистовой.

С этими словами Малейв смело вгрызся в бутерброд.

— Это не твой еда! Верни Тане! — рассердился Удор и кинулся к Найте; я преградила парню дорогу и примирительно сказала:

— Пусть ест, мне не жалко. Тем более вон он какой худой!

— Дрыщ, — презрительно проговорил Удор.

— А вот это слово ты знаешь, — удивилась я.

— Я не дрыщ, — воспротестовал Найте.

— Дрыщ, дрыщ, — мстительно подтвердила я, повторяя его же недавний манер и обходя кругом. — Кожа да кости. Вот что, Малейв. Тебе самому надо заняться весом, поднабрать, а то взгляду не за что зацепиться.

— Раз так, что же твой взгляд постоянно за меня цепляется?

— Просто ты ужасно неприятный, дружочек, — продолжая ему подражать, сказала я. — Людям, знаешь ли, свойственно таращиться на прекрасное и ужасное. И что же ты есть перестал? Как я могу видеть в тебе мужчину, способного на подвиги ради избранницы, если ты даже не можешь съесть во имя любви бутерброд?

Найте собрался с силами, вздохнул, как человек, собирающийся совершить смертельный подвиг, и продолжил есть бутерброд. Мы с Удором смотрели, как он жует, давится, глотает, морщится, и переглядывались с довольным видом.

«Если так подумать, — мелькнуло в моих мыслях, — из этого божка телешоу вполне можно слепить нормального человека».

Найте доел бутерброд и вытер тыльной стороной ладони рот.

— Вкусно? — насмешливо спросила я.

— Если я умру от отравления этой, с позволения сказать, «едой», — серьезно сказал Малейв, — ты просто обязана будешь усердно полить мой прах слезами, прежде чем его развеют на Энгоре.

— Обязательно, — опрометчиво пообещала я.

— …Но перед тем как мое тело отправят на кремацию, ты должна будешь припасть к моим мертвым губам.

— Ни в коем случае. Еще чего — целовать мертвеца!

— Кто знает, может, я тогда оживу, — блеснул глазами Найте.

— Тогда тем более целовать не буду!

Мы долго еще перебрасывались словами, пытались уколоть друг друга, дразнились, как дети… Когда, наконец, мы разошлись, и Удор стал провождать меня к общежитию — он это делал всякий раз как мы встречались — сказал с грустью и смирением:

— Вы так много говорить, смотреть… А она со мной не хотеть говорить. Даже рядом стоять.