Трава была такой тёмной, что казалась чёрной. По вечерам в ней сияли светлячки, а сейчас блистали под солнцем льдинки, но когда Смерть отходила от них, они таяли и терялись в траве.

Смерть не заходила под арки из ветвей-корней, где по земле стелилась тьма, к которой изредка пробивался солнечный луч. Она бродила там, где сохранились очертания поля боя, на котором ей впервые повстречалась её любовь, которую здесь же она и погубила ради предотвращения великой беды. Не так и много времени прошло с тех пор, но поле ещё тогда, в одночасье, изменилось. Да и как было ему не измениться, когда именно на этом месте Смерть заточила Карнэ в бездне.

А страшное в своей красоте поле полукольцом охватывают молчаливые острые скалы… И Смерть шепчет своему одиночеству песню, которая терзала её холодное сердце.

— Лето и шумит листва… Что делать мне с вечностью без тебя? Ушёл ты и не вернёшься ко мне, ведь случись это и я исчезну в дыхании жизни, а ты, всё равно, окажешься от меня вдали, — она испытывала все поглощающую тоску по своей любви и боль от бессилия вернуть её. — Твои руки, я помню их, о, как они были теплы, сильны… Глаза — небесная синь, волосы — выбеленный на солнце лён. И твой голос — музыка, для которой я не найду слова… Биение сердца твоего, горячее, живое, я бы слушала его всегда. И ни за чтобы не коснулась, не обратила бы в лёд. Да и готова была никогда, никогда не приходить к тебе. Забыть все тропы, что вели к твоему дому! Не искать на дорогах твои следы! Не смотреть в глаза, не поднимать на тебя головы. Лишь бы ты… Лишь бы ты… Остался здесь, во плоти, живой, а не растворился в бесконечности, там, где уж нет для меня пути. Я не властна над теми, для кого меня нет. Люди — тени, их я подвожу к вратам, за которыми сияет рассвет. И они исчезают при свете, а некоторые, при тьме… И только это есть моя смерть, ведь для них меня более нет. И этот закон неизменен уж множество тысяч лет. Мы отныне в разных мирах. Тебя тоже не существует для меня. Мне лишь осталось шептать слова:

Это не могло бы продолжаться вечно. Всему однажды наступит конец. Но вступив в спор с извечным, ты ищешь выход, которого нет. И веришь в переменчивость бытия, и не важно, что всё остаётся так, как вчера. И не важно, что ты ходишь по лезвию ножа. Просто верить — мало, но разве нельзя?.. И, тем не менее, знаю — больше мы не увидимся никогда.

Тебя… полюбила… Смерть.

Тебя полюбила Тьма.

И последняя, а не я, погубила тебя.

«Не ты? Верно, оговорилась, сестра».

Смерть остановилась и обернулась в сторону голоса, прозвучавшего из чёрной, поглощающей свет завесы, появившейся у арок росших ввысь корней.

— Нет, не оговорилась, я защищала людей от тебя, потому Он и погиб. Карнэ… Давно мы не разговаривали.

«И к лучшему, пусть ты единственная, кто может слышать меня не во сне, я не скучала по тебе. Ах, — протянула богиня, — прости, мне следует следить за словами, не хочется причинить боль твоему и так израненному сердцу, напоминая, что ты не можешь спать, да и умереть не способна. А если подумать, поэтому ты, как и я, не жива. Этим мы схожи».

— Ошибаешься, я конечно воплощение Смерти, но могла бы стать смертной, а значит — жива. Странный разговор, и имеет много разветвлений, оставим его, сейчас он бессмыслен, так как не даст нам ничего.

«Хорошо, будем о другом… Мой сын, отца которого ты, ради высокой цели, отправила во тьму на сотни лет, я знаю, что ты что-то задумала против Вэриата. Сестра, тебе закрыты к нему пути, в отличие от меня. И всё же, твой холод собирается рядом с ним».

— Я не против Вэриата. Он желает освободить тебя, — Смерть подошла к завесе, и по тьме кольцами прошла рябь, как по воде от брошенного в неё камня, — а я сделаю всё, чтобы ты не вышла из своих кошмаров, которые и породили тебя.

«У нас одна мать, не забывай, просто, видимо, я вышла из её снов. Великой ведьмой была эта пряха».

— Прощай, Карнэ, — Смерть, не касаясь земли, пошла прочь от чёрной завесы.

«Просто хотела предложить тебе сделку: ты не будешь касаться моих дел с сыном, а я помогу тебе вернуть нашу… твою любовь».

Смерть замерла, рука её дрогнула. Она прижала её к груди, чувствуя под пальцами холод. Затем Смерть вздохнула, и печальная улыбка появилась на её губах.

— Это невозможно…

«Отчего же? Стань ты смертной, и выберись я отсюда, то, так и быть, помогу тебе встретиться с Ним, верну Его тебе, ведь пока твоя любовь не ушла далеко. Вы сможете быть вместе… Соглашайся, подумай, кому нужно воплощение Смерти? О, великое Время справится и без тебя».

— Людям я нужна, без меня ты бы погубила всех. Я слежу за равновесием и не даю таким, как ты, попирать извечные правила, принося этим в мир хаос!

«Предашь любовь ради людей?» — пронёсся мелодичный смешок богини кошмаров.

— Не предаю, спасаю, — последовал твёрдый ответ. — Ты поработишь этот мир, и даже оставь ты меня и Его в живых, нам не будет здесь счастья. Да и любовь отдаляется, когда во имя её происходит зло.

«Значит ты за закон, неизменно, непоколебимо? И не способна на жертву ради…»

— Не искушай меня! — её серебряные волосы развились на вмиг поднявшемся ветру. На лицо Смерти упала тень, глаза засверкали словно звёзды, и чёрная завеса подёрнулась пламенем.

Карнэ видела, что ей удалось затронуть Смерть за живое, и подумав это, богиня забытья улыбнулась. Ей было искренне смешно, и пусть огонь причинил Карнэ боль, она испытала от этого наслаждение.

Ветер, что вспугнула словесная схватка древних сил, покружил по пустому полю, на котором остался только он и, воспарив к ясному небу, устремился вдогонку ушедшей тучи, чтобы разорвать её в клочья, тем самым стерев с себя остатки мрака и холода, которые случайно подхватил с места встречи Тьмы и Смерти.