Я паркуюсь у ее дома, но не заглушаю двигатель, намекая, что ей пора. Заходить к ней я, естественно, не собираюсь. Незачем. Вот только мелкая паршивка не спешит вылезти из моей машины.

– Что? – выжидающе смотрю на нее.

Фима сидит, сложив ладони на животе, и смотрит на меня со своим обычным неуемным любопытством, едва ли не подпрыгивая от волнения. Ну какой же она еще ребенок! Чувствую, сейчас начнет канючить, и не ошибаюсь, потому что да, Серафима такая.

– Ну Паш, не будь таким вредным! – жалобно просит она. – Договаривай, раз начал. Ну пожалуйста!

– Ты бы еще губы надула, – фыркаю я.

И она их надувает, но выражение ее лица быстро меняется на болезненное, прежде чем она ойкает и прикладывает руку к животу.

– Он снова пытается отбить мне все ребра! – потирая место на вершине округлости, морщится она. – Боксом решил заняться, что ли?

– Лучше борьбой, – на автомате поправляю я, пока мой взгляд приковывает к себе ее шевелящийся живот.

– Как папа? – хмыкает Фима.

А у меня все внутри замирает от этого слова. Папа. Совсем скоро я стану папой маленького мальчика. До сих пор с трудом верится, что это реальность. Рука сама тянется прикоснуться к месту, в которое уверенно толкается мой сын, и на этот раз я не убираю ее из-за того, что Фиму это напрягает. Просто не могу себя заставить, с благоговением чувствуя сильные удары внутри нее. Поразительно, до чего силен этот малыш! Нежно глажу живот поверх одежды, желая отдернуть ткань, чтобы своими глазами увидеть очертания крошечной ножки, но, когда моя рука ползет ниже, чтобы осуществить это, Фима меня резко останавливает.

– Что ты делаешь? – прерывисто дыша, с паникой смотрит она на меня.

Я понимаю, что увлекся и перешел черту, потому что она не разрешала себя трогать и тем более лезть под одежду.

– Прости, – выдыхаю медленно, убирая от нее руки. – Я увлекся, хотел посмотреть, видны ли очертания его ножки.

– Надо было спросить! – резко говорит Фима, отстегивая ремень безопасности. – Мне уже пора, спасибо, что подвез. Созвонимся на днях.

Она выходит настолько быстро, насколько позволяет ее тело, явно спеша убраться подальше от меня, так что я только и успеваю сказать ей «Пока», прежде чем Фима захлопывает дверь и идет к своему подъезду. Блин, ну почему между нами все так усложнилось?! Мне это совсем не нравится, я хочу вернуться к тому, что было – к легким, непринужденным дружеским отношениям, и ведь до того, как я к ней прикоснулся, все было как раньше, мы просто разговаривали и были расслаблены, но в последнее время всегда срабатывает какой-нибудь триггер, заставляющий Серафиму отстраняться и бежать от меня, как от огня, и что-то мне подсказывает, что дело не только в ее обиде за мои необдуманные слова. Что происходит в ее голове?

Мне достаточно сложно находиться рядом с Пашей, не показывая, как он на меня действует, но, когда он еще и прикасается ко мне… Тушите свет! Я вся горю, по коже бегают мурашки, а руки так и тянутся обвиться вокруг него, чтобы прижать к себе и утонуть в его таком греховно привлекательном, до нелепого массивном теле. А ведь мне всегда нравились более худощавые парни, а не горы мышц, на которые облизываются мои подруги. Сейчас я и сама готова облизать каждую выступающую мышцу Паши, а потом повторить это еще раз. Потому что он, черт бы его побрал, действует на меня, как самый желанный десерт, который так и хочется съесть! Когда я стала такой озабоченной? Ужас!

– Ты чего такая красная? – замечает мое состояние Варя, когда я захожу домой.

– Обычная одышка, – отмахиваюсь я, потому что благодаря беременности она у меня теперь и правда иногда появляется, когда я пытаюсь слишком быстро ходить.

Я делюсь с Варей подробностями того, как прошел разговор с родителями, но, когда мы расходимся по своим постелям на ночь, все равно возвращаюсь мыслями к Паше. Я схожу с ума от своих чувств к нему и это пугает, потому что даже Леню я так сильно не любила. Я буквально одержима своим другом, но беда в том, что я никогда не буду для него кем-то большим, чем подругой. Никакого выхода из френдзоны не предвидится и это заставляет меня плакать, потому что с каждым днем мне все труднее переносить свое безответное чувство и жить с этой болью.

На следующий день меня удивляет своим звонком Ксюша, на который я отвечаю с опаской, так как совершенно не желаю ссориться с ней.

– Привет, Ксюш, – блею, как овца, морщась от того, как слабо и робко звучит мой голос.

– Привет, – холодным тоном говорит она. – Можем поговорить?

– Конечно. Я слушаю.

– Ладно, – откашливается она. – Не знаю даже, с чего начать. Паша приезжал сегодня утром. Мы поговорили и, прежде чем принять окончательное решение насчет нас, я хочу понять, чего ты ждешь от него, как от отца своего ребенка. Кроме алиментов, конечно.

– Я даже алиментов не жду, потому что способна дать своему ребенку все, что нужно. Паша хочет быть его отцом, принимать участие в его жизни, так что я не против. Но я ничего от него не жду и не собираюсь ни к чему его принуждать и давить.

– Это ты сейчас так говоришь, – недоверчиво хмыкает Ксюша. – Но что будет, когда он родится, Фима? Я знаю тебя. Ты беспомощна, как ребенок. Если ваш сын заболеет ночью или будет закатывать истерики, да что угодно в этом роде, разве ты не кинешься тут же звонить Паше, чтобы он тебя выручил?

– Я не беспомощна! – возмущаюсь я. – Не принимай мою мягкость за слабость, Ксюша! То, что я тебя не послала прямым текстом значит лишь, что я слишком вежлива и не люблю конфликты. Не смей разговаривать со мной таким тоном, поняла? Мне плевать, смиришься ты с наличием этого ребенка в жизни Паши или нет. Факт в том, что он в ней будет, а спасать ваши отношения – не моя забота. Только тебе решать, нужен тебе мужчина с довеском или нет. Но если все же нужен, то будь готова к тому, что я буду следить за каждым твоим шагом, когда мой сын будет в вашем доме, потому что я тебе не доверяю после того, какой ты себя показала.