Я завел свой старенький марк и мы поехали на встречу будущим молодожёнам.

Осень ещё не вступила в свои права, отдавая лету возможность провести несколько тёплых безоблачных дней. Солнце слепило, делая из нас настоящих азиатов. Эмма как обычно включила своего любимого Сергея Лазарева, и негромко подпевала его песням.

— Как думаешь, сегодня будет дождь? — спросил я, глядя на дорогу.

— По прогнозу не было, да и на небе ни тучки. Думаю, все-таки нет, — она достала из сумочки перламутровую помаду и начала красить губы.

— А мне почему-то кажется, что будет.

— Посмотрим, прогнозы часто ошибаются. А у тебя какая-то чуйка на дожди. Так что, я не удивлюсь, если он пойдёт.

Мы припарковались неподалеку от ЗАГСа и торопливо вошли внутрь.

Кира с Марком уже были в фойе и взволнованно перешептывались, а рядом сидели родители Марка. Нам удалось познакомиться около двух недель назад, и они показались нам хорошими интеллигентными людьми. Всех поприветствовав и обнявшись с будущими родственниками и Кирой, мы стали ожидать приглашения в зал регистрации. Как молодые и хотели, гостей на их свадьбе почти не было, только ближайшие родственники и пара друзей. На этот же вечер у них уже были билеты в Италию, где они планировали провести весь медовый месяц.

Наконец нас пригласила низенькая женщина с полными бёдрами и объёмной кудрявой причёской. Она говорила торжественно и с воодушевлением, как обычно говорят работники ЗАГСа.

Мы не могли отвести от Киры восторженных взглядов. Какой же красивой она была в своём воздушном, но лёгком белом платье. В моих глазах встали слезы. И почему говорят, что мужчины не плачут? Что же мы не люди?

Эмма нежно обхватила мою руку, покрутив на моём безымянном пальце кольцо. Я сжал её ладонь крепче, и с той же влюблённостью взглянул в её чистые глаза.

Конечно, я хотел бы и своего ребёнка от этой женщины. А может быть и не одного.… Но я не мог быть таким эгоистом, и требовать от неё невозможного. Я благодарен своим родителям, что мы когда-то переехали в другой район города и меня перевели в другую школу, где я и повстречал своё сокровище.

Как жаль, что нельзя прошлое перемотать назад. Я бы сделал это для того чтобы уже тогда сделать правильный выбор, выбрать её. И единственное о чем я жалею, это о том, что мы не начали встречаться раньше.

Конечно, тогда бы жизнь могла сложиться иначе. Но я предпочитаю об этом не думать.

После росписи молодожёны с нами быстро распрощались, и пообещали по приезду хорошо отметить данное событие. Их ждало незабываемое путешествие вдвоём.

Мы с женой сели в машину и поехали в ресторан праздновать. После, мы решили пройтись по вечернему парку. Тут и там горели огонечки и причудливые фонарики, Где-то в кустах щебетали сверчки. В воздухе было какое-то напряжение, пахло озоном, на небе собирались небольшие грозовые тучки.

Мы сели на лавочку, приобнявшись. Аромат её духов приятно щекотал моё обоняние, а ветер разносил этот аромат и дальше, казалось, всё вокруг пахнет ею.

— Ну, вот и всё, — дрожащим голосом произнесла Эмма.

— Ты так говоришь, будто помирать собралась. Родная моя, жизнь на этом не заканчивается. Да, это больно и тяжело. Но когда-то же нужно отпускать их от себя.

— Я понимаю.… Но у меня весь день такое странное чувство…

— Ты просто переволновалась. Тяжёлый, эмоциональный день — вот и всё.

— Не знаю.… Если что, Глеб, если что… знай,… Ты лучшее, что было со мной в этой жизни, — она говорила с трудом, будто только что пробежала целый марафон.

Я отчаянно пытался разглядеть её лицо, но оно ускользало от меня в вечернем сумраке, лишь изредка поблескивая в свете мигающих фонарей.

Она схватилась за сердце и замерла.

— Что? Что случилось? — я молниеносно отреагировал, начав звонить в скорую.

— Всё… хорошо… пора… люблю… — она сильнее сжала руку в области груди и зажмурилась.

— Скорая, срочно, кажется сердечный приступ. Парк победы, мы в самом начале у первой лавочки.…Ждем.

Я пошарил в её сумочке и нашёл аспирин, быстро выдавил таблетку и дал Эмме. Затем уложил её на лавочку, а под голову положил свой пиджак. Скорая приехала через 15 минут, а казалось, что прошло все шестьдесят. Я говорил с ней, успокаивал, но ей становилось хуже, она почти меня не слышала.

Больница, писк приборов. Меня оставили за дверью, в реанимацию не пустили. Врачи боролись за её жизнь.