Шрифт:
Я сижу за столом в библиотеке, запустив руки в волосы. Напротив сидит Глеб. И вид у него мало чем отличается от моего. Такой же отчаявшийся и преисполнившийся.
— Да он скорее влепит нам вторую отработку, чем разрешит каждому свой доклад рассказать! Он же предельно ясно сказал нам, чтобы мы вместе ему отработку сдавали. Один доклад на двоих. — Прекратив испепелять полку с книгами по вышмату, брюнет переводит раздражённый взгляд на меня. — И если бы не ты, твоё долбаное упрямство и бегство, мы бы были готовы, птичка! — Шипит он тихо, чтобы не привлечь внимание библиотекарши.
— Хочешь сказать, это я во всём виновата? — Ощериваюсь в ответ. — Если бы ты по-человечески ко мне относился, то всё было бы иначе.
— Если бы да кабы! — Огрызается Глеб и откидывается на спинку стула. Прикрывает лицо ладонью. — Поздняк метаться. Надо работать с тем, что имеем.
— Я за то, чтобы попробовать сдать в одиночку. Включить дурака и сделать вид, что неправильно его поняли. Всё-таки мы первокурсники. Вторая неделя учёбы. — Закусываю губу, чувствуя, как от отчаяния и страха, что всё прогорит, щемит в груди.
— Не зря перекрасилась, — язвительно фыркает Соколовский, глядя на меня из-под «козырька».
Ощущая неистовое желание придушить парня на месте, хватаю конспекты и доклад, кидаю их в сумку и направляюсь к выходу.
Перед смертью не надышишься. Будь, что будет.
Глеб нагоняет меня на лестнице. Я с суровой миной на лице топаю на третий этаж, где находится кабинет Разумова. В голове пульсирует мысль, что я, во что бы то ни стало, сдам сегодняшнюю отработку. С Соколовским или без него. Тянуть за собой тонущий балласт, который не может согласиться со мной даже в мелочи, — занятие для клинических идиотов. Но не для меня.
Кабинет, несмотря на то, что всего лишь вторая неделя учёбы, кишит студентами. Я застываю в дверях от удивления и осознания, что Виктор Сергеевич — один из тех принципиальных преподов, с которыми лучше не связываться. А в идеале — получить автомат, не пропуская ни единой лекции.
А я уже вляпалась по самые уши.
Чёрт!
Соколовский, который нёсся следом, врезается в мою спину. От неожиданности я пошатываюсь и уже лечу носом вниз, целоваться с полом. Но в последний момент Глеб хватает меня за шиворот и возвращает в вертикальное положение.
— Бедовая, — низко басит мажор. Хватает меня за широкий рукав джинсовки, будто ему противно взять меня за руку, и, таким образом, тащит за собой к последней парте.
— Эй, пусти! — Вырываюсь, так и не дойдя до цели Соколовского. — Я не собираюсь там сидеть. Первой сдам отработку и свалю. А ты делай, что хочешь. Хоть до вечера прячься за чужими спинами.
Прежде чем ответить, брюнет оглядывается по сторонам. Но я, кажется, уже начинаю привыкать к тому, что мы с Глебом постоянно привлекаем чужое внимание. Поэтому уже не реагирую, сосредоточившись на том, что не собираюсь уступать Соколовскому.
Я сделаю по-своему!
Что-то разглядев в моём взгляде, парень выставляет руки перед собой. Ухмыляется и выдаёт ироничное:
— Валяй.
Мне не нравится его «всезнающая» улыбочка, но я не намерена отступаться. Возможно, Арина, которая училась в старшей школе и боялась Соколовского, так и поступила бы. Позволила Глебу увести её на последнюю парту и сделал бы то, что он говорит.
Но не я. То время прошло. Я теперь другая.
Уверенная в собственном успехе, возвращаюсь к пустующим первым партам и сажусь на ближайшую. И как раз вовремя — в аудитории появляется сам профессор. С присущей ему суровостью и вечной складкой между бровей, он здоровается со студентами. Тишину мгновенно ловят все. Мы поднимаемся с мест, приветствуя Разумова, и только по его команде садимся обратно.
— Даю вам пять минут на повторение и начинаем отработку. — Не отрываясь от раскладывания каких-то листов на своём рабочем столе, говорит Виктор Сергеевич.
Студенты, и я в том числе, принимаются усердно повторять материал. Пять минут проходят быстро. Но мне и не нужно много времени, я не пинала баклуши всю неделю, а готовилась. Как и положено студентке, претендующей на стипендию в следующем семестре.
Поэтому, когда профессор поднимает взгляд и ищет глазами свою первую жертву в толпе, я бесстрашно поднимаю руку. Несмотря на то, что у меня все внутренности завязались в узел от страха, а конечности онемели. Оказывается, это не так уж и просто, как казалось.
— Да, Скворцова, желаете первой сдать отработку? — Басит преподаватель и ищет глазами ещё кого-то.
Я киваю. И с ужасом понимаю, что Разумов не только запомнил мою фамилию из тысячи других студентов, но и, похоже, помнит про то, что я должна была рассказывать доклад не одна.
Это плохо… Это о-очень плохо.
Горло сдавливает спазм, а сердце колотится так, что мне кажется, я в обморок упаду от нехватки воздуха. Руки сотрясает мелкая дрожь.
Мне не хочется затягивать с этой досадной оплошностью. Это вообще произошло не по моей вине! Мне очень нужна стипендия. Я с самого начала планировала быть тише воды, ниже травы. Планировала учиться, как и положено будущим стипендиатам — на отлично.