Поэтому я молчал и молчу до сих пор.

Я не понимаю, почему она носит подарок, не пойми от кого, ведь девчонка, судя по всему, до сих пор даже не догадывается, кто подкинул ей коробочку в шкафчик. Да и меня всё ещё гложет причина такой реакции, что она готова в глотку мне вцепиться, опасаясь, что я отберу у неё кулон.

И ведь белобрысая так и не ответила, почему…

— Сам больной! Понял? — Оскорбившись, Скворцова скрещивает руки на груди и обиженно надувает губы. На её лице ни грамма смущения, словно то, что она ляпнула про мою влюблённость — пустяк, и она даже не придала этому значения.

Зато меня всё ещё потряхивает.

От кринжа, естественно.

— Вот и не придумывай всякие небылицы, — незаметно выдохнув, говорю я. — Ересь какую-то несёшь. Самой не смешно?

А сам отчего-то сглатываю, когда вижу, как раскрываются губы блондинки, желая ответить мне что-то острое. Колкое. То, что заденет меня наверняка. Но так и не находят, поэтому Арина переводит тему.

— Отвези меня, домой, пожалуйста. — Устало проговаривает она. — У меня нет настроения играть в твои игры, Глеб.

— Ага, бегу и падаю. — Привычно ворчу. — Мы едем готовиться к докладу. Следующая неделя — край. Мы должны отвязаться от Разумова. Долги у препода, подобного ему, мне нахрен не упали. Ещё отчислит и всё. Здравствуй, армия.

Девчонка хитро прищуривается и коварно лыбится.

— А-а-а. так вот в чём дело!

Осознав, что ляпнул лишнего, сжимаю зубы.

Идиотина! Кто меня за язык тянул?!

— Сути дела это не меняет. Не забывай, что меня отец отмазать может, а у тебя таких возможностей нет, и не предвидится. Хочешь получить стипендию — придётся потерпеть недельку в моём обществе.

Не говорить же ей, что отец отчитал меня вчера за успеваемость и пригрозил армией, если я облажаюсь в первом же семестре.

И снова привёл в пример прилежную ученицу — Скворцову. Ненавижу гадину за её идеальность!

— Откуда ты знаешь про стипендию? — Ошарашено выдаёт Арина. Не похоже, что она собиралась открывать передо мной все карты, но, видимо, язык её бежит впереди паровоза. И совсем не слушает хозяйку, потому что она тут же прикрывает рот ладонью, будто выдала государственную тайну, не меньше.

Фыркаю в ответ на её реакцию. Закатываю глаза.

— Мы столько лет знаем друг друга. Логично, что я в курсе твоего бедственного положения.

Скворцову уязвляют мои слова. Настолько, что она резко теряет весь свой пыл. Поникает. Даже плечи её понуро опускаются вниз. А мне внезапно становится стыдно. Но я давлю в себе этот приступ, который обычно мне не свойственен.

И откуда только совесть выползла, зараза?

— Так что хватит тянуть время. Залезай в машину, и поехали готовиться.

Бросив на меня обжигающий взгляд исподлобья, блондинка обходит Порше и нагло усаживается на переднее сиденье. Демонстративно пристёгивается, когда я тоже сажусь внутрь. И смотрит так, будто придушить хочет.

— Семью не выбирают, — зачем-то говорю я и выруливаю обратно на трассу, ведущую к загородному дому моей семьи.

Отца не будет до завтрашнего вечера, так что особняк в нашем полном распоряжении. В квартиру к себе не везу, боюсь, что туда может нагрянуть одна из особо приставучих девиц.

Истерики будет…

Ни одна из моих пассий не знает о существовании другой. Хочу, чтобы так и оставалось впредь.

Вот только… Ни об одной из них я так и не вспомнил с самого начала учебного семестра.

***

Особняк Соколовских представляет собой шикарное зрелище. Складывается впечатление, словно его построили ещё в прошлом веке, но реставрируют каждые пять лет, как минимум. Воистину — достойное зрелище, которое может встать в один ряд с царской архитектурой начала двадцатого века.

Я неловко мнусь на пороге, рассматривая это великолепие. Глеб, явно привыкший к старинной лепнине, которой отделан особняк, и необычному фасаду, даже не обращает внимания на окружающую его красоту.

Зато я глаз оторвать не могу. Словно в замок из мультфильма «Анастасия» попала.

— Проходи, — басит мажор, открывая передо мной широкую дверь.

Я захожу внутрь за неимением иного выбора. Бежать некуда. Мы точно километрах в пятидесяти от города. Да и телефон мне так никто и не вернул. Все мои требования наглым образом игнорировались.