— И вообще, прежде чем трогать что-то, нужно спросить, или вас, деревенских, совсем не воспитывают?

— Уж кто бы говорил о воспитании! — Выдыхаю я и возмущённо подскакиваю с кровати. — Сам притащил меня к себе, и что мне теперь по углам жаться да помалкивать?

— Было бы неплохо, — слащаво скалится брюнет. — Сделай одолжение, будь добра. Давай ты будешь открывать свой ротик только по делу?

— Что ещё мне можно делать, а что — нет, ваше величество? — Язвлю, скрещивая руки на груди.

— Я же попросил! — Кривится Соколовский. — Только по делу! Хоть бы раз включила мудрую женщину, которая в тебе до сих пор спит, и забилась в угол или же помалкивала. Того гляди и отстал бы от тебя!

— Да неужели? — Недоверчиво щурюсь. — Ты бы от меня мокрого места не оставил, если бы я делала то, что ты от меня ожидаешь! — Всплёскиваю руками.

— Кто знает? — Философски произносит Глеб и разваливается на своей кровати, отложив книги в сторону. — Теперь уже и не угадаешь.

— Чего тогда разглагольствуешь не по делу? — Вскидываю брови, пребывая в состоянии сильного возмущения. — Озвучивай тему и давай готовиться. Раньше начнём, раньше закончим.

Брюнет, опираясь на локоть, полулежит на кровати. Заинтересованно склоняет голову в бок. Сканирует долгим, изучающим взглядом, после чего выдаёт хриплое:

— Иди сюда. — И хлопает ладонью по мягкому одеялу рядом с собой.

— Ещё чего! — Испуганно отшатываюсь назад. — Мне и без того хватает кошмаров с твоим участием!

Соколовский весь мрачнеет. Даже странно каменеет. На его лицо падает тень, несмотря на то, что в оба окна с западной части падает солнечный свет. Мне становится ещё страшнее, ведь взгляд парня меняется. Становится опасным.

Он грациозно поднимается с кровати, напоминая хищника на охоте. Медленно обходит меня по кругу, а затем начинает оттеснять к стене, загоняя в угол. Я пячусь назад, чувствуя, как руки начинают мелко подрагивать. Понимаю, что меня загоняют в тупик, словно добычу, но бежать мне всё равно некуда.

Но не сделает же он со мной ничего, правда ведь? Пугать — пугает, но здравый рассудок ещё никто не отменял, верно? Или..?

Охнув, упираюсь спиной в стену. Соколовский впечатывает ладонь рядом с моим лицом. Янтарные глаза испытующе выискивают что-то моём выражении. Впиваются в каждую чёрточку. Я сглатываю, слыша хриплый бас:

— А кто снится тебе не в кошмарных снах? Краснов твой? — Вибрирующе рокочет голос мажора, отдаваясь у меня в грудной клетке. Заставляя дышать через раз. — С ним ты можешь спокойно болтать и улыбаться ему? Его ты можешь благодарить за спасение? Звонить ему сама? Отвечать на сообщения?

— Глеб… Я не…

Кладу дрожащие ладони на грудь парня, ощущая, как та вздымается от его рваного дыхания. Как Соколовский вздрагивает от моего касания. Пытаюсь оттолкнуть, но с таким же усилием я могу пытаться сдвинуть с места гору.

С ним явно происходит что-то странное! Он никогда раньше себя так не вёл. Не приближался настолько близко!

Но парень, будто не слышит меня. Продолжает свою пластинку:

— И чем же вы там занимаетесь? В твоих снах? — Голос парня обманчиво спокойный, но я всем нутром чувствую опасность. Даже мелкие волоски на коже встают дыбом. — Чем вы вчера занимались, Арина?! — Глеб резко повышает тон, чуть ли не рыча, когда не слышит ответа.

— Что? Ничем мы вчера не занимались! — И тут я понимаю, что Соколовский не мог знать, что я вчера была с Красновыми. — Стоп! Погоди! Откуда ты…?

Вскидываю взгляд и натыкаюсь на бездонный золотистый омут. Проваливаюсь, тону в нём. Слова застывают на языке, когда мажор склоняется, обдавая меня своим горячим дыханием.

Внутри всё сжимается в предвкушении чего-то. Обмирает. Я даже дышать перестаю, заворожено глядя на лицо брюнета. Лицо, которое поглотила борьба. Такая, словно он борется сам с собой.

— Глеб?.. — Не то спрашиваю, не то выдыхаю я. В голове пусто. Белый лист. Мысли испуганно разбежались по углам, оставляя лишь эмоции.

Широкая ладонь парня ложится мне на щеку. Большим пальцем оглаживает её, и я удивлённо ахаю. Во все глаза смотрю на Соколовского, уже совсем ничего не понимая. Путаясь в своих же чувствах и эмоциях.

По… Почему мне не страшно? Почему я чего-то жду? Это ведь не страх? Это что-то другое?

Сердцебиение учащается, когда Глеб оглаживает костяшками пальцев щеку, скользит ими вниз, вдоль шеи. И я с удивлением отмечаю, что мне не противны его прикосновения. Наоборот, хочется прильнуть к его руке. Продлить ласку.