– Меня обокрали на второй же день после того, как я приехал сюда, с первым взносом на учебу! Хотел поступать в Колумбийский университет, привез все документы, - делает паузу, - дед был против Америки, изначально. Поэтому я даже не стал признаваться ему в своих неприятностях. Конечно, я мог бы вернуться и учиться в Англии, - он говорит отрывисто, - но не стал.

Я слушаю его очень внимательно.Через некоторое время он продолжает.

– Этого я ещё никому не рассказывал, - грустно улыбается, сканируя, прожигая меня взглядом своих удивительных синих глаз, - мой дед военный человек, он сразу сказал, что в Америке меня не ждет ничего хорошего, там я разболтаюсь и разве что получу жизненный опыт максимум! И он оказался прав.

– Ты так много говоришь о нем, а что же твои родители?

– Они погибли, - Алекс опускает голову, и я замираю от ужаса, - в дтп, я тогда учился в выпускном классе. Кроме деда, у меня никого нет.

Не смотрю теперь на Алекса тоже, впиваясь пальцами в дерево скамейки, чувствуя его боль. Шепчу «извини», но он ничего не отвечает. Мечтаю сменить тему.

– А… возможно ли здесь учиться бесплатно?

– Нет. У меня неплохие баллы для поступления, но здесь нет бесплатного высшего образования, есть различные гранты и стипендии. Они оплачивают половину или даже больше от стоимости обучения, но на этом всё. А знаешь, - наши взгляды вдруг снова встречаются, - у меня уже скоро будет та сумма, с которой я когда-то приехал! И в следующем году я поступлю, обязательно. Подсобираю ещё на жизнь, туда-сюда.

Я киваю в ответ, но не удерживаюсь от вопроса:

– А как же остальное время обучения, ты найдёшь потом деньги?

– Буду подрабатывать, может даже по специальности, - пожимает плечами, - по британским законам я начну вступать в наследство, которое осталось мне от родителей, не раньше двадцати одного года. Да и то, частями. Это мне рассказал дед! Пока же он присмотрит за всем имуществом, а оно небольшое. Дом, пара машин, какие-то сбережения на счетах. Мои родители были врачи. Деньги на учебу, конечно, имеются, но дать их или нет, решать только ему. Я знаю, что он не даст мне на учебу в Штатах! А дома… мне все напоминает о них, я сбежал из Англии. Вообще, мы с дедом никогда не были очень близки, а после смерти, - он снова делает паузу и с усилием продолжает, - мамы и папы общались мало. Я вышел из-под его контроля. Не сделал, как он хотел – а он видел для меня только военную карьеру. Мое мнение ему не интересно. Сейчас он, скорее всего, бесится от того, что я уехал! Вроде все. Если вкратце.

Сидим оба, заметно погрустневшие.

– Мне это понятно, - вздыхаю, - у меня примерно такие же отношения с отцом, сложные, короче.

Алекс с сожалением смотрит на часы.

– Может, когда-нибудь расскажешь?

– Может быть, - отвечаю очень серьёзно, - хотя и рассказывать особо нечего.

Между нами повисает молчание, которое отчего-то становится для меня волнующим.

– А ты из России?

– Из Украины, - отвечаю. Он признается, что почти ничего не знает об этой стране, а потом вдруг наклоняется и целует меня в щёчку!

– Я срываюсь, пора. Уже даже опоздал…

– Пока, - испуганно подпрыгиваю и встаю, мне бы не хотелось чтобы он опаздывал, неважно куда. Он берет меня за руки, притягивая к себе поближе.

– Не провожай, дойду сама, - я быстро болтаю, чуть заметно отстраняясь, - удачи тебе!

– Спасибо, - смотрит, серьёзно, ещё какое-то короткое время. И улыбается на прощание, - пока.

Наше утро начинается с Катиного нытья.

Я устало смотрю на нее сухими, воспаленными после бессонной ночи бестолковых раздумий глазами, и не понимаю, что именно должна ей сейчас объяснить. Наконец, хватает ума успокоить ее. Болтаю какую-то несусветную ерунду, но это работает. Она переключается.

Нам приносят завтрак.

Мой мозг работает напряжённо как старый лифт, который носится без остановки то высоко вверх, то в самый низ, рискуя остановиться в любой момент. От призрачной надежды до полного отчаяния!

Катя радуется чему-то наподобие наших сырников, только вместо сметаны к ним идет клубничный сироп.

– Класс, - набивает полный рот, - вкусно.

А я теперь совсем расклеиваюсь, со страхом ожидая, что принесет нам новый день.

После завтрака она уговаривает меня выпить какао из миниатюрного сосуда с длинным носиком. Щедро, до краев разливает его по маленьким чашкам. Я не отказываюсь, но, пока пьем, повисает такое тягостное молчание, что снова ляпаю первое, что приходит в голову:

– Катюш, мы так редко говорили с тобой в последнее время… Расскажи о своих друзьях. Может быть, о первой любви?

Господи, пусть болтает, только б не эта звенящая тишина.

Она смущается немного и смеется, размешивая ложечкой сахар в какао. Это так удивительно для меня - слышать ее смех в этой палате!

Думаю о том, что смеяться вовсе не странно, потому что, при любом раскладе, помочь нам не в ее силах. И вообще в ничьих.

Мой проводник сейчас, в этом аду, только Бог и моя вера в Его чудо. Абсолютно нерелигиозная, я вдруг начинаю мысленно, невольно и горячо просить Его защиты.

Как написано на кресте? Спаси и сохрани. Какие чудесные слова! Они действительно способны сотворить любое чудо для того, кто в них поверит искренне. Вера - вот тот фундамент всего, что происходит в нашей жизни.