– Леонид Борисович, спуститесь, – раздался голос дежурного по нейрохирургии. – ДТП, три тяжёлых, два средней тяжести, всех к нам.

– Понял, – коротко ответил он.

– Простите, – развёл руками, подходя к тем, с кем собирался провести время.

Вроде накануне честно сказал, что планы с ним строить – время терять, но стало неудобно, паршиво как-то. Как же иногда задалбывало то, что твоё время тебе не принадлежит, а зависит от пьяных водителей, несчастных случаев, оторвавшихся тромбов…

– Иди, конечно, – закивала Фея, взмахнув руками. – Людям нужна помощь, мы всё понимаем. Правда, Миш?

– Конечно, – серьёзно ответил Миша. – Мы когда в аварию попали, врачи сразу приехали и потом рядом были, один даже всю ночь из палаты не выходил.

– Тогда до встречи, – подмигнул он пацану, протянул руку для прощания, тот ответил на рукопожатие.

– Лёва! – услышал, когда отошёл на небольшое расстояние, обернулся.

К нему спешно шла Фея, переставляла стройные ноги на каблуках, прикрытых синими бахилами, и даже эти уродливые мешки не портили общего вида. Юбка до середины коленей, стильный пиджак, аксессуары, полный макияж, яркая улыбка, такая, что светлее становится вокруг, как от солнышка в погожий день. Сказочная улыбка.

– Да? – улыбнулся он.

– Тебе очень идёт эта шапочка, – поправила кокетливым жестом хирургическую шапочку детской расцветки с яркими медвежатами.

У Леонида и хирургичка была такой весёленькой расцветки, он в ней обходы делал, малышне не так тревожно, ему легче и спокойней работать. Частенько щеголял нарядным, то с цветочком за ухом, подаренным восторженной поклонницей трёх лет от роду, то с наклейками на руках – результатом долгого общения с родителями и скуки малыша.

– Спасибо, – расплылся в улыбке Леонид.

– До вечера, – шепнула Фея. И совершенно по-девчоночьи чмокнула в щёку, где-то в районе уха.

Леонида едва не хватил экстаз сродни религиозному, были бы крылья – замахал в бы исступлении, был бы мёртвым – ожил, честное слово.

В операционной провёл несколько часов, вышел выжатый, как лимон, глаза горели, во рту пересохло, виски ломило. Работать пришлось с дежурной бригадой, случай тяжёлый, шансов на успех почти не оставалось, сердце давало сбой трижды, но парня каким-то чудом вытащили.

Анестезиолог после нервно курил на балконе, матерясь на все лады, обещал уйти в таксисты. Леонид присоединился бы, по слухам водители какого-нибудь Убера не бедствовали, нервов же тратили в разы меньше, но нужно вылечить Мишу, необходимо просто.

В кабинете, куда завалился после душа, прикидывая, стоит ли ехать домой или лучше лечь здесь, на диване, увидел того, кого меньше всего ожидал увидеть, во всяком случае, в поздний час.

Фридман Абрам Наумович вальяжно облокотился на спинку дивана, закинув ногу на ногу, и прямо посмотрел на входящего хозяина кабинета.

– Не побеспокоил? – светским тоном спросил он, глядя на опешившего Леонида.

– Чем обязан? – улыбнулся тот в ответ, не зная, чего ожидать.

Если бы дело касалось Сони, Абрам Наумович скорее позвонил бы. Что-то с Лиат? Здоровье?..

– Время позднее, Лёня, потому давай коротко, – вместо приветствия продолжил гость.

– Кофе? – Леонид шлёпнулся на стул, отодвинул рукой стопку историй болезни.

Не стол Букингемского дворца, но Фридман точно не ожидал королевского приёма в кабинете вымотанного врача отечественного розлива. Уж кто-кто, а Абрам Наумович знал и понимал больше, чем все Одины вместе взятые.

– Коньячка бы не отказался.

– Не вопрос.

Леонид достал бокал, предложил на выбор несколько бутылок, благо ассортимент был огромным, любой алкомаркет позавидует. Оценил вкус Фридмана, сам отказался от мысли пригубить, хотя сама по себе идея соблазняла.

– Слышал про твои проблемы с пациентом, – не стал тянуть Абрам Наумович. – Мамоновым Михаилом.

– Есть такое, – кивнул Леонид. – Ума не приложу, что можно сделать. Полгода назад были кое-какие варианты, сейчас глухо…

– Почему же глухо? Ты здесь, руки здесь, голова тоже. Не хочешь продолжить работу над своей методикой?

– Помимо рук и головы нужно оборудование, дорогой мой Абрам Наумович, – горько засмеялся Леонид. – А это, даже при условии небывалой щедрости и расторопности родного министерства, сейчас невозможно.

– Нет ничего невозможного, Лёнечка, когда за дело берутся Фридманы. Не все гуманитарные связи разрушены, к тому же остались личные, – Абрам сухо улыбнулся и пригубил коньяк, с видимым удовольствием смакуя вкус. – Чудесный аромат. Твой талант должен приносить не только коньяк старому дуралею, – показал на себя, – но и пользу отечественной науке. Илья Львович поговорил с кем надо, я по старой дружбе закинул удочку главному… – показал пальцем наверх, имея в виду главного врача. – С тебя польза, с нас оборудование.