Одни приписывали им массу кровавых преступлений, другие считали их невинно страждущими. Правду знали немногие, и в их числе Кротов.

Один рабочий указывает на Макарова, что тот дал ему револьвер, научил, когда лучше убить его, и сам следил за ним.

– - Чушь, -- резко сказал Суров, -- выгораживает себя, дурак, и мелет вздор.

– - Почему чушь?

– - Непохоже ни на дельного, ни на умного человека. Станет он указывать ему время и выслеживать. Экая птица полицеймейстер! Рабочий в один день сам все узнает. Дал револьвер -- возможно, а все остальное -- чушь.

– - Ну, я говорю то, что в его обвинительном акте, -- сказал Кротов, -- а про Холину только и есть, что после ее отъезда в комнате бомбы нашли, да еще единовременное пребывание с Макаровым и близость с ним.

– - Ее оправдают!
– - сказала жена Кротова.

Суров засмеялся.

– - Что вы? Газет не читаете? Бомба -- четыре года каторги, две бомбы -- 6 лет!..

– - За что же?

– - За держание этих бомб, -- ответил Суров и спросил: -- А когда суд?

– - Не знаю точно. Говорят, послезавтра. Во всяком случае, в конце недели.

– - Пойду!

– - Да, ведь, не пустят. Избранная публика, так сказать, своя.

Суров мотнул головою.

– - Захотеть -- всюду пустят!..

– - Пухлов у нас в классе целую речь произнес, -- сказал Петя, -- говорил о глупости убийства, потом про девушку. Мы шуметь начали, засвистали.
– - Замолчал!..

Интерес к делу возрастал по мере приближения дня суда.

И, наконец, он настал.

Начальник тюрьмы и помощник суетились больше обыкновенного.

Около здания суда, в котором происходило заседание, с утра толпились любопытные.

Кротовы сидели за вечерним чаем. Сурова не было. В столовой стояло тягостное молчание и все находились в напряженном ожидании.

– - Я думаю, сегодня и приговор, -- сказала жена Кротова.

– - Очевидно, -- ответил он, -- в II час. начали. Времени достаточно.

И все заговорили сразу.

– - Они и защитников не взяли, -- сказала опять жена.

– - Зачем?
– - проговорил Петя, -- Алексей Викторович говорит, что это только время затягивает.

– - А где он?

– - В суде, -- ответила Маня, -- он там достал место. Очень интересуется.

– - Кто не интересуется, сказал Кротов, -- только и говорят, что о них.

– - Вот он!
– - крикнул Петя, -- ну, что? Кончилось?

Все оглянулись и увидели Сурова.

Он, по обыкновению, пришел через кухню и разматывал в передней башлык. Потом снял галоши, пальто и вошел, отвечая:

– - Кончилось...

– - Чем? Насколько?
– - быстро спросил Кротов.

– - Навсегда!
– - холодно усмехнулся Суров.

– - Как это? Не понимаю...

– - Всех к смертной казни, -- пояснил Суров.

Маня вскрикнула; Кротов растерянно огляделся и пробормотал:

– - Как? Быть не может!

– - Факт, а не реклама, как пишут в объявлениях!
– - усмехнулся Суров и обратился к жене Кротова, -- не откажите стакан чая: иззяб!

– - Но, ведь, приговор пойдет еще на утверждение, -- сказал, оживляясь, Кротов.

– - Это другой разговор.

На несколько мгновений наступило тяжелое молчание, потом Кротов растерянно проговорил:

– - Вот, ведь, поди! Каждый день читаешь и -- ничего. А как у тебя перед глазами, так словно обухом в голову! Словно сам казнишь...

– - Ее-то уж, наверное, помилуют, -- сказала жена Кротова.

– - Не думаю, -- отозвался Суров, -- ее крепко притянули к сообществу. С ним она в дружбе... Ну, да будет видно!

XII.

Окончательное решение! Чей-то росчерк пером и от этого жизнь или смерть одного, двух, четырех...

Кротов совсем спутался в своих мыслях. Все в нем было до сих пор крепко, устойчиво, благодушно от сознания, что он исполняет свой долг и полезен многим.

И теперь все перевернулось.

Суров прав. Надо уяснить себе -- в чем действительный долг.

– - Чего ты не спишь, ты не здоров?
– - спросила жена, услыхав сквозь сон, что он закуривает.

– - Нет, так...
– - отвечал он и опять думал, то есть, вернее, старался разобраться в хаосе своих мыслей.

Девушка с серыми глазами неотступно стояла перед ним.

– - Как Маня, только у Мани глаза черные, а у этой серые. И серьезнее она. Видно, что уже успела узнать горе...

Когда он встал и собрался идти на службу, Сурова уже не было дома.