Сиделка встала при его входе и отошла к двери.

– - Не приходила в себя?

– - Нет, все так же, Только дышит ровнее...

– - Приподнимите ее, -- сказал Кротов, -- посадите и придержите.

Сиделка осторожно приподняла девушку и, обняв, держала ее. Голова девушки качнулась, и волосы волною упали на руки Кротова.

Он отвернул волосы, взял шприц и привычной рукою быстро произвел укол и впрыскиванье.

– - Так, теперь опустите и можете идти. Я позову!

Сиделка нежно опустила девушку, поправила под ее головою подушку и неслышно вышла из комнаты.

Кротов сел на табуретке подле кровати и внимательно стал смотреть на свою пациентку.

Лицо ее побледнело и словно припухло, глава были так же раскрыты и смотрели с тою же неподвижностью расширенными зрачками.

Кротов проникся жалостью к этому молодому существу, к этой умирающей жизни, и ревность врача возбуждала его.

Нет, не даст он погибнуть этой молодой жизни! Какие мускулы, какое свежее, крепкое тело, какое умное энергичное личико.

Он нагнулся, прислушиваясь к ее дыханию. Оно стало глубже.

В комнату на цыпочках вошел Салазкин и сказал вполголоса:

– - Глеб Степанович, если полную насыпать, все 15 выходят. Ну, а если допустить, что бумагой забили, 10 уж наверное!

– - Спасибо, отошлите трубку начальнику. Лучше сами снесите и побудьте в аптеке. Может, понадобитесь!

Фельдшер нагнулся и чуть слышно прошептал:

– - А тот скончался. Людвиг Сигизмундович чертей так и сыпал. Теперь к начальнику пошел.

Кротов молча кивнул, не спуская глаз с лежащей перед ним. Ему показалось, что начинается реакция.

Фельдшер неслышно вышел.

Кротов торжественно улыбнулся.

– - Она спасена! 10 граммов, но, ведь, она не Макаров. Тот, вероятно, съел все и остатки языком слизал, а она добрую половину рассыпала... возможность есть!..

Девушка вдруг заметалась и проговорила:

– - Пить!

Кротов осторожно приподнял ее голову и поднес к ее губам кружку с водою.

Она жадно сделала несколько глотков и откинулась на подушку. Щеки ее окрасились; глаза закрылись и открылись снова уже с осмысленным выражением. Кротов ясно прочел в них сперва недоумение, потом тревогу.

Надо торопиться! Он взял в руки шприц и флакон с эфиром.

– - Меня перевели в другую камеру?
– - вдруг спросила она, быстро поворачиваясь на бок. Глаза ее вспыхнули, щеки покраснели.
– - Кто вы? Доктор?

Кротов кивнул и, оставив флакон с эфиром, взял девушку за руку.

– - Да, я доктор; вы -- больная и у меня в госпитале.

Она резко отдернула руку и сказала:

– - А! Так вы меня спасаете?

Кротов опять кивнул и снова хотел взять ее руку, но она отодвинулась к стене и ее глаза вспыхнули презреньем.

– - Спасаете! для палача... вам велели?

Кротов отшатнулся, словно его ударили в лицо, шприц со звоном упал на пол и разбился.

Мысли в беспорядочном вихре закружились в голове.

О чем он думал? Как это не пришло ему в голову? Долг врача -- спасти жизнь, но не для казни! Такого долга не может быть, никто не может предъявить ему такого требования... Вместо смерти на постели, здесь, подле него, -- смерть под перекладиной в сером мешке!..

Он развязал галстук, расстегнул ворот рубашки, а девушка возбужденно говорила:

– - Вы должны это сделать, как доктор, тюремный доктор... Что же? Я мало приняла, что ли? Или скоро открыли, успели помочь...

В голосе ее послышалось страданье. Она опустила руки и прошептала совсем тихо:

– - И меня повесят... Ну, что же...

Кротов быстро нагнулся над ее бледным лицом.

– - Нет, -- сказал он, -- этого не будет! Я... я... не отдам вас палачу!

Она схватила его руку и улыбка озарила ее лицо.

– - Правда? Я умру? Здесь...
– - и в голосе ее послышалась неподдельная радость.

Кротов не был в силах ответить ей, только кивнул.

– - Спасибо вам! Я знаю, -- она сердито нахмурила тонкие брови, -- я торопилась, я много просыпала... Но за мной так следили...

– - Доктор, а он?
– - вдруг спросила она и впилась в лицо Кротова глазами.

Он понял ее вопрос и ответил:

– - Он уже умер...

Кротову показалось, что она засмеялась... Да, ее губы улыбались, а из глаз катились частые, крупные слезы.

– - О! Он-то, я знаю, -- не просыпал, -- с гордостью сказала она, и в изнеможении откинулась на подушку...