Снарядив ловушку, мы вернулись в жарко натопленную избушку, где Ангон хлопотал у котелка, желая блеснуть своими кулинарными способностями. И блеснул. То был суп из перца и лаврового листа, в котором изредка попадалась и крупа. Сам Ангон это варево есть не стал. Заявил, что он уже сыт, хотя котелок был полнехонек. Все выяснилось несколько позже, когда мы решили сварить какао. Банка из-под какао была пуста. Исчезли также две пачки печенья. Ангон был сладкоежка, и мы беззлобно, по-товарищески подтрунивали над этой его слабостью. Жили мы дружно и ладили лучше, чем ладят в иной семье родные братья. Виталий и Ангон берегли меня и смотрели за мной, как за малым ребенком, ни на минуту не упуская из виду. А когда в один из вечеров я спросил, не боялись ли они брать меня с собой в тайгу (ведь человек может сломать или вывихнуть ногу, заболеть или пораниться), Виталий засмеялся:

— Все, братец, было предусмотрено. Если что — сделаем нарты, впряжемся и вытащим тебя. Так мы с Ангоном решили до того, как выйти из дому.

На другой день мы отправились проверять ловушку. Сало исчезло. Не было и соболя. Как зверек сумел стащить приманку, не потеряв шкуру, знает только он. Виталий снова зарядил ловушку, и мы решили прийти дня через два. Однако и на сей раз ничего не добыли.

Вечером я спросил:

— Сколько стоит соболь?

Виталий пожал плечами:

— Никто не считал. Иногда чуть ли не даром достается, а иногда обходится очень дорого.

— Нет, Виталий, я спрашиваю, сколько государство платит охотнику за соболиную шкурку.

— Если хорошая, красивая шкурка — до ста пятидесяти рублей.

На следующий день мы снова двинулись на поиски оленей.

В тайге мы обратили внимание на странное явление. Мы все время шли по свежему следу лося, который прошел в нужном нам направлении, а идти по протоптанной зверем тропе было гораздо легче, чем по рыхлому, нетронутому снегу. Шедший все время шагом сохатый вдруг чего-то испугался и побежал рысью. Об этом явственно говорили оставшиеся на снегу следы.

— Кто бы мог его напугать? — то ли сам себя, то ли нас спросил Виталий и направился по следу. Сохатый метнулся из редкого сосняка прямо в чащу, продираясь сквозь переплетшиеся ветви, ломая их и стряхивая снег с деревьев. Зверь несся широким, почти двухметровым шагом, оставляя на снегу глубокую борозду. Через несколько десятков метров Виталий остановился в густых зарослях и показал на снег:

— Смотрите. Работа соболя.

Рядом со следами лося появился соболий след. Откуда он взялся? С неба? Ведь не видно было, чтобы соболь прибежал откуда-нибудь.

— Сохатый его сбросил, — сказал Виталий.

Я слыхал, что соболь часто нападает на зверей, которые гораздо больше его самого, и побеждает их. Этому кровожадному карлику ничего не стоит задрать зайца или косулю. Часто соболь нападает и на спящих в снегу глухарей. Эти большие птицы весят раз в десять больше, чем соболь, но пушистый зверек и здесь выходит победителем. Он мертвой хваткой держится зубами за шею птицы. Нередко глухарь взлетает вместе с хищником до верхушек деревьев, но вскоре слабеет, падает наземь и становится добычей маленького разбойника. Но чтобы нападал и на могучего лося — такого я не слыхивал.

— Охотится он так же, как рысь, — объясняет Виталий. — Бросается на сохатого с дерева и острыми зубами до тех пор вгрызается в холку, пока лось не свалится.

— Неужели сохатый не может его сбросить?

— Очевидно, не всегда. Когти у соболя острые, цепкие. Однако на этот раз сохатый спасся. Наверно, стряхнул соболя, продираясь сквозь чащу. Смахнул ветвями, как коровы стряхивают с себя в жаркий день мух и слепней, продираясь через кусты.

На снегу легко было все прочесть. Мы видели, как сброшенный соболь еще некоторое время бежал рядом с лосем, с его мордочки упало несколько капель крови, которые горели на белом снегу, словно спелые ягоды клюквы. Потом соболь сел, должно быть провожая злыми глазками удаляющегося лося, а через некоторое время и сам побежал прочь — искать новую добычу.

Соболь не шел в нашу ловушку. И чего мы только не делали, как не старались. Мы подвешивали ему и сало, и жареного зайца, но все было напрасно. Хитрый зверек обходил нашу ловушку, даже не приближаясь к ней. Между тем отпуск у Виталия и у Антона кончался. Оба взяли по семь дней отпуска за свой счет, чтобы сходить со мной в тайгу. И теперь эта неделя подходила к концу. Настроение у всех падало. Особенно переживал неудачную охоту Виталий, точно принимая на себя вину за невезение.

Наконец однажды утром мы простились с нашей заимкой. Возвращаться с опустевшими рюкзаками, по протоптанной тропе было легко, и вечером того же дня мы были в деревне Прокопьево, где жил Виталий.

Деревня раскинулась по обоим берегам Илима (притока Ангары). На каждом берегу — по длинной, вытянувшейся вдоль реки улице. Деревня старая. Почти триста лет назад ее первые жители — царевы ссыльные — поставили здесь свои избы. В наши дни деревня как бы помолодела. Появилось много новых домов. Новая большая школа, детский сад, магазины. Сегодня суббота, и вдоль реки тянется вереница дымящихся бань.

Жена Виталия Александра щеткой белит печь. Когда я попал к Слободчиковым впервые, она тоже белила печь, и я подумал, что это делается в честь гостя. Но чего ради она и нынче взялась за щетку, если печь и без того бела, как лебедь? Неужто снова ради меня? Спрашивать о таких вещах неудобно. Когда она закончила свою работу и уже готовила кое-что закусить, прибежала пожилая соседка.