Маме хотелось спросить о самом главном: "Ты его любишь?" - но не при Олеге же...

– Значит, так, - решительно встала она с кресла.
– Сейчас мне пора в театр, а завтра...
– Екатерина Ивановна помолчала, подумала, быстро подсчитав что-то в уме, - нет, послезавтра в три часа я приглашаю вас, Олег, на обед. Там и поговорим.

– Да не о чем говорить, мама!
– воскликнула Рита.
– Это же простая формальность!

– Ничего себе...
– покачала головой Екатерина Ивановна и пробежалась пальцами правой руки по воображаемым клавишам фортепьяно, что всегда служило у нее признаком некоего замешательства.
– Решается твоя судьба, а ты говоришь - "формальность"! У меня наверняка будет много вопросов, и многое надо решить, и вас, Олег, я почти не знаю.

– А зачем тебе его знать?
– вызывающе спросила Рита, но мама не обиделась.

– Затем, что моя жизнь изменится тоже, - спокойно объяснила она.
– И надо подумать о свадьбе и о том, на что вы будете жить.

– На стипендию, - гордо заявил Олег.
– У меня повышенная, аспирантская.

– Какие вы еще дети, - улыбнулась Екатерина Ивановна.
– А родителям ты написал?

– Нет еще.
– Вопрос застал Олега врасплох.

– И они, конечно, не знакомы с Ритой?

– Да откуда им меня знать?
– завопила возмущенная совершенно ненужными вопросами Рита.
– Они же в Свердловске!

– Положено пригласить, - объяснила мама, и Рита посмотрела на Олега в недоумении.

Он ответил ей понимающим взглядом. Пригласить родителей? Из Свердловска? Как будто мы живем в прошлом веке! Да не собираются они устраивать никакой свадьбы! Нет, все-таки старое поколение, с их правилами, привычками, - это нечто...

– Я напишу, - выдавил из себя Олег.
– И приглашу...

Ему стало страшно: Рита и представить не может, как трудно они живут, в какой.., ну, не бедности, конечно, но в постоянной нужде. Мать считает каждый грош, после школы бегает по урокам. Разве может она так вот, запросто, взять и приехать в Москву? Да и зачем? Для нее это - отдать последнее.

Как поняла его смятение Рита? Что почувствовала? Этого Олег не знал. Только внезапно и быстро она сказала:

– Сейчас такое сложное время... Не надо ничего устраивать. Лучше мы потом приедем к ним в гости, на зимние каникулы, например. Приедем и познакомимся. А? Как ты думаешь, мама?

Просительные нотки в голосе дочери заставили Екатерину Ивановну быстро взглянуть на Риту. В ее глазах она увидела откровенную просьбу, даже мольбу. О чем была эта мольба? Скорее всего о понимании.

– Ладно, ладно, - торопливо и виновато заговорила Екатерина Ивановна.
– Вот послезавтра обо всем и договоримся.

Глава 7

Эти два дня Рита прожила у Олега. Не предупредив мать, собрала чемоданчик, написала коротенькую записку. Олег смотрел на нее изумленно, во все глаза: он бы так точно не смог!

– Что еще?
– озабоченно морщила лоб Рита.
– Зубная щетка, полотенце, купальник... На пляж смотаемся? Смотри, какое солнце!

– Ага.

– Что - ага? Чего ты на меня уставился?
– нахмурилась Рита.

– Мама придет, а тебя нет, - пробормотал Олег.
– Надо бы дождаться.

– У них же сотый спектакль, ты что, забыл?
– Рита моталась по комнате, открывала-закрывала шкаф, кидала в чемодан какие-то маечки-трусики-лифчики.
– Ты, может, не рад?
– вдруг остановилась она, круто повернулась к Олегу. Может, ты против?

– Я рад, рад, - испугался он.
– Как я могу быть против?

– Не рад - так и скажи!

– Да рад я, очень рад, - бросился к Рите Олег, схватил ее, стиснул в объятиях, не позволяя вырваться.
– Только моя бы мама обиделась, - не удержался от объяснений.

– А моя - нет, - тихо сказала Рита, положила голову на плечо Олегу и закрыла глаза.
– Для нее главное - театр, спектакли, ее сопрано, а я...

Голос у Риты дрогнул. Она затихла в руках Олега, и он понял, что задел что-то тонкое, прикоснулся к хрупкому и больному, тому, что может разбиться от неосторожного движения или слова.

– Прости меня, ласточка, - виновато шепнул он и погладил Риту по голове.
– Прости, дорогая моя, хорошая...

Он сам не знал, за что просит прощения - за неосторожные ли слова, за нечуткость, за то, что чего-то не знает? Но это было не важно. Он обидел Риту, а значит, перед ней виноват. Олег снова погладил Риту по голове, и она заплакала: так ласкал ее только папа.

Она плакала, плакала и была не в силах остановиться.

Страшное напряжение трех безумных дней - танки, листовки, омоновцы, снайперы на крышах, а внизу замыкают кольцо бэтээры, и она, Рита, в этом кольце, пылкие речи с балкона Белого дома, церковное пение, столь странное, неожиданное в атеистической буйной стране, а потом - тишина в пустом общежитии, мужская, сдержанная, горячая нежность, горделивое сознание, что ты стала женщиной, и почему-то печаль, будто что-то в ее жизни кончилось, ушло навсегда, никогда не вернется... Все это, вместе взятое, вызвало горькие слезы, и щемило сердце, напоминая о том, как другая рука, самого близкого человека, так же гладила ее волосы.