Второй раз в этом призналась мама, и Какое же это было счастье, как, оказывается, Рите его не хватало!

– А что у тебя с Олегом?
– вдруг спросила она.
– Ты его любишь?

– Да, люблю, - вслушиваясь в себя, улыбнулась Рита, с восторгом чувствуя, что это правда.

– Ты люби его, - мягко сказала Екатерина Ивановна.
– Он очень хороший парень. И красивый, - добавила, помолчав.
– Что тоже важно.

– А почему ты спросила?

– Почему-то мне казалось, что он любит больше, сильнее, - чуть запнувшись, объяснила Екатерина Ивановна.

– Вначале - да, я только отвечала на его любовь, - созналась Рита.
– А теперь мы любим на равных.

– Вот и славно!
– обрадовалась Екатерина Ивановна.

И тут Рита вспомнила, как кричала и сердилась на Олега, вопила, что не хочет быть бедной, как будто он в этой бедности виноват. Дура, дурочка! А ведь и вправду не в деньгах счастье, хотя без них плохо, кто будет спорить? "Лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным". Не пропадет страна, где все еще шутят!

– Наверное, это я так нервничала, - объяснила она всплески своего раздражения маме.

– Конечно, - согласилась с ней мама.
– И еще - подготавливала платформу.

– Для чего?
– удивилась Рита.

– Для дезертирства, - не стала щадить ее мать.
– Пожалуй, даже предательства.

– Олега?

– И Олега тоже. Но главное - себя, своего факультета, друзей и наставников.

– Как смешно ты говоришь, мама, - "наставников"!

– Ну пусть преподавателей. Кто там курировал твою курсовую? Представляешь, как ему было бы грустно? А что ты теперь знаешь компьютер так это здорово: любое знание - сила. А уж компьютер...

Как-то по-новому говорила мама, философствовала по-мужски. В чем, интересно, дело? В том, что осталась совсем одна? Что открылся для нее теперь мир? Мама все восхищалась своим партнером, Паоло Басси, правда, восхищалась голосом, но как-то обронила фразу о том, что ей с ним и по-человечески интересно.

– На каком же языке вы объясняетесь?
– спросила в тот раз Рита.

– Как - на каком?
– удивилась мама.
– На итальянском, конечно. Учили же в консерватории!

– Когда это было, - протянул Олег.

– А оперы?
– живо возразила Екатерина Ивановна.
– Арии? И потом, когда попадаешь в среду, все вспоминается, достается откуда-то из запасников.

Этот недавний разговор вспомнила сейчас Рита.

Что, если... Нет, лучше не спрашивать, ничего не загадывать. Так хочется маме счастья!

ЭПИЛОГ

"Была весна, цвели дрова, и пели лошади..." - вопил в восторге Олег. "Верблюд из Африки приехал на коньках, - вторила ему Рита.
– Ему понравилась хорошенькая дамочка в зеленом капоре и синеньких штанах!"

Щедрое весеннее солнце высветило всю пыль в закоулках, и они решили устроить субботник. Налили в таз воды, разорвали с треском старый Ритин халат - получились отличные тряпки, - и пошло-поехало. Ведь стоит только начать прибираться, пиши - пропало: одно тянет за собой другое, другое третье.

– Интересно, какой дурак придумывает такие песни?
– задал риторический вопрос Олег, стоя на табурете и вытирая покрытую толстым, зимним слоем пыли лампу.

– Ты лучше скажи, какой дурак их поет?
– лукаво поинтересовалась Рита.

Но Олег, как ожидала Рита, не засмеялся. Сверху вниз он смотрел на жену, и лицо его было каким-то странным.

– Ты чего?
– удивилась Рита.

– Какая же ты красивая, - тихо сказал Олег, слез с табурета и, не вынимая тряпки из рук, обнял Риту и склонился к ее губам.

Поцелуй получился таким долгим, что у обоих перехватило дыхание.

– Потом доубираемся, - решил Олег.

– Задерни шторы, - попросила Рита.

Бросить в угол тряпки, вымыть руки и расстелить постель оказалось делом минуты. А потом было счастье. За закрытыми шторами полыхало, катясь к закату, багровое солнце, чирикали, приветствуя весну, жизнелюбивые, дерзкие воробьи, а эти двое любили, любили, любили друг друга.

– Господи, как хорошо, - прошептал Олег, зарываясь носом в Ритины волосы.

– И все время все лучше и лучше, - благодарно прижалась к его плечу Рита.
– Почему так, скажи?

– Потому что мы любим друг друга.

– Иногда я бегу на лекции, и мне так весело, так легко, потому что у меня есть ты, - застенчиво призналась Рита.
– Казалось бы, мало ли что было вечером, ночью: ведь пошел другой день. Но весь он освещен этой ночью.

– Ты мой философ...

– Не смейся!