– А она про меня ничего не знает, - мгновенно нашелся Лёня.
– Да и зачем ее беспокоить?

И вот однажды, в феврале, когда снег завалил Москву и два дня не ходили троллейбусы, Лиза затосковала так, что физическая тошнота подступила к горлу. Не писалось, не сиделось, не лежалось, а от ожидания звонка можно было сойти с ума. "Да что же это?
– теряя последние силы, возмутилась она.
– Почему такое неравенство? Почему я должна ждать, пока ему понадоблюсь?"

Она встала с кушетки, на которой валялась с книгой братьев Стругацких, но не читала, оделась, подкрасилась, хотя опять шел снег и мог смыть ресницы, и вышла из дому. Пока добиралась до мастерской, гнев растаял и нахлынула такая усталость, что хоть езжай назад, на Ленгоры. Но и на это не было сил.

Лиза долго стояла во дворе-колодце, тоскливо глядя на тощие голые кустики, на засыпанные снегом дорожки. Она чего-то боялась, только не знала чего. Какое-то странное предчувствие сжало сердце. Уйти? Позвонить? Узнать что-то страшное или не узнавать? Но почему обязательно страшное? Ведь он так нежен, когда у нее, так старается, чтобы ей было тепло и уютно, - когда они у него.

Не в силах более выносить этой раздвоенности, Лиза нажала кнопку звонка. Не отворяли долго, и Лиза вдруг впала в бешенство. Она звонила, звонила, звонила, пока не загремело внутри железо, не упала и не покатилась по ступеням знаменитая палка.

– Лиза...
– с детским изумлением сказал Лёня.
– Вот так сюрприз!

– Я знаю, что без звонка не приходят, - задыхаясь от унижения, сказала Лиза.
– Но у тебя нет телефона.

– А что случилось? Да ты заходи, заходи.

Он наконец отодвинулся и позволил Лизе войти. Молча, неловко - ноги стали какими-то ватными - Лиза спускалась к студии, голосам, смеху. Значит, у хозяина гости...

– Братцы, это моя Лизавета, - как ни в чем не бывало представил ее всем сразу Лёня.
– Прошу любить и жаловать. Да вы ее уже знаете.

– Знаем, знаем, - закивала проклятая Маша, все в том же платке по самые брови, с монистами и при серьгах.

Слава Богу, ее по-хозяйски обнимал Паша - наконец-то Маша определилась. Да и как обнимал! Правая его рука лежала у нее на груди, и он эту грудь то и дело поглаживал и потискивал, а в левой он держал свою знаменитую трубку, поднося ее то к своим губам, то к Машиным. Маша затягивалась и хохотала. Так что насчет Маши можно было не беспокоиться. Но у стены стояла еще девица - худая, высокая, длинноносая. Стояла и покуривала сигарету. Девица как-то уж очень пристально смотрела на Лизу, и Лёня ее не представил.

Он помог Лизе снять пальто.

– Садись, - сказал как чужой.

Глаза были сонные и ленивые. И голос такой же. Так вот почему его не было больше недели! Павел на минутку оторвался от Маши и с шутливым поклоном подал Лизе стакан вина. Но Лиза пить не стала: боялась. Что, если опять, как в тот раз, закружится голова, остановится время, все в комнате станет смутным и поплывет куда-то? Нет, спасибо, она не хочет... Ну и что с мороза? Да и какой там мороз, градусов пять, не больше.

– А Маша сегодня у нас именинница, - пахнул ей в лицо табачным дымом Павел.
– Идемте, я покажу.

Лиза послушно пошла за Пашей, лишь бы не смотреть на Лёню. У мольберта, стоявшего против окна, шелковые шторки были раздвинуты - значит, работа завершена. На холсте сияла красотой обнаженная Маша. Она лежала на тахте, на которой Лиза провела столько ночей, лежала, опершись головой на руку, и улыбалась - загадочно и порочно.

– Это заказ.
– Лёня подошел неслышно, положил Лизе на плечо руку. Знаешь, сколько я получу? Уже сговорились.

– С кем?
– хрипло спросила Лиза.

– С заказчиком, - хитро ответил Лёня.
– Ну, выпьем! За Машу!

Стоя ко всем спиной, Лиза всей кожей ощущала пристальный взгляд длинноносой. И вдруг в комнате возникло какое-то странное напряжение. Стало тихо и неспокойно. Павел смотрел куда-то за Лизу, а Лёня обнимал ее так, что повернуться она смогла бы, только сбросив его руку. И Лиза сбросила эту руку и оглянулась. Длинноносая девица стояла чуть не вплотную к ней и Лёне.

– Познакомимся?
– низким, грудным голосом сказала она и, протянув руку, представилась: - Валентина... А вы, значит, Лиза. Что ж, очень приятно. Ведь мы почти родственники.

– Почему родственники?
– теряя от ужаса голос, спросила Лиза. Она чувствовала, что ей говорят что-то ее унижающее, только не понимала что...

Длинноносая не успела ответить.

– Эй, хватит, - вмешался Лёня.
– Будет тебе, Валька, дурить. Ну какая ж ты все-таки стерва: обожаешь разбивать советские семьи.

– Семьи?
– медленно, с подчеркнутым удивлением повторила последнее слово девица.
– Это для меня новость.

Но Лёня уже схватил Лизу за руку, вытащил на середину.