Шрифт:
Ченг не первый раз видел Сколонни в действии, и его всегда восхищало взрывное преображение шефа полиции, любившего самому поучаствовать в деле.
– Что ты им инкриминируешь? – спросил он, занимая указанное место. – Я же высказал только подозрение.
– О! Не беспокойся. Хениг до их прихода многое расскажет. Давай, Хениг, выкладывай, что здесь произошло?
– Он перешёл на автономное существование… – невнятно проговорил Хениг.
– Кто?.. Ну, Хениг!
– Денис… Денис Кремицкий.
– Ага!.. Рассказывай всё! В твоих интересах.
– А, – Хениг вяло пошевелил пальцами. – Всё одно…
Счастье Дениса Кремицкого, сопутствующее ему, казалось, всю жизнь, оборвалось в одночасье мартовским солнечным утром. Его вызвал Крюгер, глава, как он себя называл, фирмы, хотя являлся менеджером, и, волозя дрожащими руками по полировке стола и, жуя каждое слово, сказал:
– Ты, Дэн, можешь называть меня свиньёй или придумай что-нибудь покрепче, но ты нам не нужен… Потому что всё это, – Крюгер повёл взглядом по стенам кабинета, – с завтрашнего дня закрывается… Фирма продана…
– Но… А… – Денис ещё не понимал и не предполагал глубины пропасти, на обламывающимся под ним краю которой он очутился. – Разве новому хозяину…
– Он увольняет всех… Всех!
– Но… – у Дениса перехватило дыхание, он не знал что сказать.
Он не знал, что сказать Зое, со дня на день готовой родить их седьмого ребёнка – счастливое число, как он всегда считал.
Дети рождались с интервалом год-полтора. И все они хотели есть, их надо одевать и учить. Всё это ему позволяла работа, лучшая в мире работа, прекрасная работа…
Совсем недавно, когда у них с Зоей появилась Мэри, их пятая по счёту любимица, местные газеты шумно отметили «успех» самой-самой семьи Сарматы. Самой молодой – в среднем восемь с половиной лет каждому её члену. Самой дружной, самой счастливой.. Самой… Самой…
Теперь после года безработицы, у него кроме Зои и детей ничего не осталось, и его семья стала самой бедной. Но об этом газеты уже не писали.
Зоя, на которую ещё год назад оглядывались не только мужчины, но и женщины, чтобы отметить ревнивым и необъективным взглядом её фигуру, стать и красоту лица, превратилась в сухую тень, а сам он стал похож на бездомную собаку, неоднократно битую и озлобленную; у детей же лишь светились голодные глаза.
За год он так и не привык к своему падению, к тому, что узнал, прочувствовал и вынес. Человеческий род предстал перед ним хищником со всегда пустым желудком и умеющим только кусать, отгрызать, проглатывать. Была бы жертва.
Денис и его семья стали жертвой…
День у него проходил в поисках работы. Но таких как он в тот год, поджарых и алчущих волков, оказалось много, слишком много. И каждый норовил урвать себе именно то, к чему стремился Денис. Экологическая и демографическая ниша, в которой ему угораздило родиться и продлить себя в детях, переполнилась, засорилась, загнила.
И, наконец, он не выдержал. Наступил день, когда его каждый истощённый нерв знал – это конец…
Это конец! Он не думал, не анализировал, для этого не осталось ни сил, ни желания, а просто знал, что пройдёт ещё минута, час, день и его не станет. Не имело значения, каким образом это случиться. Но так оно и будет: он упадёт, утонет, повесится, его собьёт автомобиль, на него сверху свалится что-то тяжёлое, у него, в конце концов, не выдержит сердце… Он уже, как будто находился на пути туда, куда нет проверенной дороги, и он шёл наугад.
И едва ли он понимал что-либо, когда к нему подошли двое просто одетых незнакомых мужчин, спросили, кто он такой, хотя, наверное, знали о нём всё, и… предложили работу. Вероятно, он бессознательно согласился и на работу и на то, чтобы сесть с ними в машину.
По-настоящему смысл происходящего стал до него доходить в уютной комнате со скромной обстановкой, но картина неизвестного Денису художника в богатой раме, поразила мастерством исполнения и эмоциональным зарядом, исходящим от неё, казалось, осязаемыми волнами.
Недаром, наверное, его посадили в кресло напротив картины. Его взгляд долго блуждал по её деталям. Наконец, он отчётливо увидел людей, их было трое, сидящих под картиной.
– Вы меня слышите? – спрашивал его, и, возможно, не в первый раз, один из незнакомцев; на его широких плечах плотно и надёжно покоилась чуть приплюснутая голова, в глазах застыл холод.
– Да, – пошевелился в кресле Денис и спрятал грязные руки между коленями; приготовился в более удобной позе к разговору, а он сулил надежду к перемене. – Я вполне…