Финк натянул на кривые ревматические ноги лакированные сапоги с твердыми голенищами и высокими каблуками.

Потом он опять подошел к телефону, чтобы позвонить в гестапо и вызвать охрану в дом, где жила жена унтера-дезертира, но раздумал. Лучше он возьмет своих солдат, а тех идиотов надо поторопить, чтобы они быстрее выпустили Дорис. Прежде всего захватить унтера. А затем штурмбанфюрер Финк покажет, что он мужественный и сильный, как и следует быть настоящему арийскому мужчине.

Гильда не ждала Финка. Он понял это сразу. По старой привычке поскорее сунул носок сапога в щель между дверью и косяком. А то еще раздумает и хлопнет дверью перед самым носом.

— Заходи.—Голос Гильды был чужой, безразличный.

Он прошел в переднюю. Поставил на пол саквояж с бутылками.

— Ты забыл прошлый раз пустые бутылки,— вместо приветствия сказала Гильда.— На тебя это не похоже.

Финк промолчал. Ведь она же знала, почему он не взял бутылки. Сама не пустила в квартиру. Кроме того, вообще что это за разговор? Намек на скупость? Бережливость никогда не имела ничего общего со скупостью.

В комнате Гильда не пригласила Финка сесть.

— У меня просьба,— устало проговорила она.

— Мужчина сделает что угодно для женщины, которую когда-то любил, но никогда не полюбит ее вторично,— торжественно сказал Финк.

— Ты уже разлюбил меня?

— Не будем об этом говорить.

— Помни, что женщина любит один день, а ненавидит сорок.

— Не много ли?

— Что у тебя было с Дорис? За что ее забрали? Это же святая женщина, если сравнить со мной, со всеми нами.

— Никто не имеет монополии на святость. Позволь сесть в мое кресло?

— Я выбросила его. Ты не замечаешь, что я изменила обстановку?

Рольф оглянулся. Вместо тахты — черный кожаный диван. Кожаные кресла у стен. Портрет Гитлера в генеральской фуражке. На полу ковер со свастикой. Только старая копия картины «Венера у Вулкана», которую Гильда почему-то очень любит, осталась на месте, а все остальное новое, казенное, словно это не женский будуар, а приемная какого-нибудь крайсляйтера.

— Откуда это у тебя? — удивился Финк.— Ты же так любишь уют, домашнее тепло.

— Это подарок группенфюрера Кюммеля.

— Ты знакома с группенфюрером?

— Он подарил мне еще и новую машину. Она досталась ему от Геринга, когда тот приезжал на охоту в фрисландское имение барона. Толстый Герман даже приглашал барона прогуляться по Рейну на его шикарной яхте «Карин». Карин — это его дочь. Представляю, какая она счастливая. Машина марки «цеппелин». Ты никогда не видел такой машины. Только у меня нет бензина. Теперь так трудно его достать. Я хотела попросить у тебя...

— Если барон подарил тебе машину, то он должен подарить и бензин.— Финк пожал плечами.

— Фон Кюммель не может заниматься мелочами.

— А я, по-твоему, создан для того, чтобы удовлетворять твои мелкие прихоти?

Его неприятно удивляла сегодня Тильдина откровенность. Однако что у нее с Кюммелем?

Тильда заметила, что его усмехающийся рот похож на чуть приоткрытую консервную жестянку. Ей захотелось еще больше унизить Финка.

— Да, барон подарил мне еще и новый радиоприемник «Телефункен». Это не то что твой «Бляупункт». Вечерами я теперь могу слушать Лондон и даже Нью-Йорк.

Женщина всегда остается женщиной. Она мечтает о широких плечах, которые заслонили бы ее от мира. Барон фон Кюммель победил его, Рольфа Финка. Как Геринг, который ходит в костюме из голубой замши и носит золотые шпоры, победил барона. Финк облизнул сухие губы.

— Давай выпьем, Гильдхен,— бодрясь, предложил он.— Коньяк утоляет жажду, способствует пищеварению, укрепляет мышцы, очищает кровь, возбуждает деятельность по-чек, разогревает кости и улучшает настроение.

Он хотел поразить Тильду хоть красноречием, но на нее, казалось, ничто не могло подействовать. Она не замечала ни его безукоризненного пробора, ни сигарет, спрыснутых тончайшими парижскими духами. Финк не существовал для нее.

Штурмбанфюрер принес коньяк, сам разыскал две рюмки, налил себе и Тильде. Она не прикоснулась к рюмке.

Два года назад Тильда была не менее красивой, чем сейчас. Тогда у нее на стене висела эта самая копия картины Ван-Дейка. Немецкие войска стояли на Волге. Английские летчики сбрасывали на Германию только листовки. Роммель гонял по пустыне Восьмую британскую армию. Тогда Тильда смеялась Финку в лицо и говорила, что, если бы ей предложили выбирать между Гитлером и франкфуртской сосиской, она выбрала бы сосиску.