– Дэн-сюн, – обратился Гусунь в тот же вечер к одному из старших учеников, когда все дневные дела уже были переделаны, и у них выдалась пара свободных часов перед отбоем.

– Хм? – отозвался тот. Они сидели на берегу ручья, греясь у разведённого костра – зимние вечера были холодны. Невдалеке шумел водопад, у берега блестел намёрзший лёд, что не успевал растаять за день.

– Я хочу… ну… сплести рукава с девушкой. Что нужно сделать, чтобы она согласилась?

Ученик Дэн выплюнул соломинку и внимательно посмотрел на Гусуня. Он был самым старшим из внешних учеников, его обучение подходило к концу, и все знали, что уже в будущем году он покинет орден и начнёт самостоятельную жизнь. Скорее всего, наймётся в городскую стражу Гаотая. А может и уедет на одну из приграничных застав.

Конечно, самым почётным, не считая звания заклинателя, было бы стать чиновником, но для этой стези Дэн-сюн не подходил, и сам это признавал. «Хватит с меня этих бумажек и каллиграфии, – размахивая в воздухе внушительной лапой, приговаривал он. – Пусть хлюпики над столами горбятся, а я буду – во!» И сжимал лапу в кулак.

– Ты – с девушкой? – старший ученик хмыкнул и потянулся к тыквенной бутылке-горлянке, которую хранил в тайнике под водопадом. – Дай ей денег, вот и всё.

– Это не такая девушка! – обиделся Гусунь.

– Да все они одинаковы…

Гусунь молча поднялся. Зря он завёл этот разговор.

– Ладно-ладно, садись, – Дэн-сюн дёрнул его обратно за подол шэньи. – Что ты обидчивый такой… Вот, хлебни, успокойся. Это у тебя будет первая девушка?

Крепкое пойло из бутылки обожгло горло, и Гусунь резко выдохнул. На глазах выступили слёзы. Он не любил такого крепкого, но никогда в этом не признавался. Что он, не мужчина, что ли?

– Если будет первая, – рассудительно произнёс ученик Дэн, – то тебе надо приобрести практический опыт.

– Какой?

– Практический. Чтобы не позориться. Найди себе опытную женщину, чтобы она всему тебя научила.

– И где я её найду?

– Фэ… В Гаотае целая улица.

Мысль была новой, и… гуй его возьми, она была заманчивой. Совесть тут же решительно заявила, что это будет предательством Ваньи и их любви. Но мужское естество уже заинтересованно шевельнулось при одной попытке представить, как он приходит к женщине, и… Если он заплатит, можно не переживать, что она не согласиться или ей не понравится. Здравый смысл тут же поддакнул, что практический опыт – штука действительно стоящая. Тогда он не обидит Ваньи своей неловкостью, и вообще – лучше знать, что делать. И в чём тут предательство? Люди имеют по десятку наложниц, и разве это значит, что они не любят законную жену больше всех прочих? А добродетельные женщины понимают, что у мужчин есть свои потребности. Парни в общей спальне и вовсе шептались, что всегда одна и та же женщина – это вредно. Мужская энергия ян конечна, в отличие от женской инь. Нужно подпитываться от разных. И трактаты на то соответствующие есть.

И, в конце концов, не обязательно говорить обо всём Ваньи.

– У меня нет денег, – буркнул Гусунь, так и не придя ни к какому выводу.

– На Новый год всем красные мешочки дадут, вот и будут деньги.

– Это слишком поздно.

– Ладно. Только из расположения к тебе, – Дэн опрокинул в себя последние капли. – Сам тебе ивовую девушку найду и сам оплачу. А ты мне свой красный мешочек отдашь, вот и будем в расчёте.

Гусунь посмотрел на него с уважением. У Дэн-сюна деньги были всегда, и Гусуню очень хотелось бы знать, откуда он их берёт. Богатой родни у него точно не было. Гусунь подозревал, что он приторговывает из-под полы зельями и талисманами, выдавая их за подлинные, хотя таланта к заклинательству в нём было никак не больше, чем в самом Гусуне… м-да… Но если и так, с поличным его никто никогда не ловил.

Предновогодние хлопоты шли своим чередом, не отменяя занятий, но добавляя работы. Нужно было не только приготовить праздничные блюда и украсить всё к празднику, но провести большую уборку, выметая прочь вместе с сором и грязью все беды и неудачи уходящего года. Все внешние ученики, и даже внутренние проводили время, начищая утварь, стирая занавеси и простыни, моя полы и вытирая пыль везде, где только можно. Самой тяжёлой и грязной работой, безусловно, была чистка канав. Туда отправляли провинившихся, и Гусуню повезло в этот раз в их число не попасть. Даже удивительно.

За несколько дней до праздника было совершено приношение богу очага. Все внешние ученики вместе с орденскими работниками поклонились стоявшему в нише на кухне изображению бога, чьи губы были смазаны мёдом, чтобы он, докладывая Нефритовому императору на Небесах о деяниях тех, кто жил под его покровительством, говорил только хорошее. Потом все отведали рисового печенья, получили по куску сахара и разошлись по своим делам. Гусунь уже заканчивал подметать мощёную дорожку, на которую опять нанесло сухих листьев, когда его разыскал Дэн-сюн.

– В общем, я обо всём договорился, – без предисловий сказал он. – Приходи завтра к часу Свиньи в дом Матушки Гу и спроси Цзиньшао.

– В дом Матушки Гу?! Дэн-сюн, ты с ума сошёл? Я же не расплачусь. Знаешь, сколько денег кладут в мешочек?

– Да не боись, – хохотнул парень. – Думаешь, я стал бы что-то устраивать себе в убыток? Цзиньшао мне обязана кое-чем, так что всё будет в лучшем виде. Давай, не трусь.

Он от души хлопнул Гусуня по плечу и ушёл, что-то насвистывая на ходу.