К Чико подбежала Нина.

— Надо немедленно в госпиталь, — сказал она.

— Нина Аркадьевна, пусть Марьяно останется у нас, — попросила Зина. — Госпиталь в Ейске, а моя хата — рядом.

— Нет! Обязательно в госпиталь.

— Никакого госпиталя! — заслонила собой носилки Зина. — Сделаем все сами.

Нина повернулась к полковнику:

— Илья Гаврилович, в таком случае я не отвечаю за обмороженного.

— Не надо этих предостережений, Нина Аркадьевна! — махнул рукой Веденский.

Капитан Доминго со страхом прислушивался к этому разговору. На войне он привык видеть бойцов убитыми, ранеными, видел утонувших, повешенных, видел, как в лагере эвакуированных из Испании гибли сотни людей от жары и жажды. Но чтобы врагом солдата был еще и мороз — такое он видит впервые.

— Держись! — произнес Доминго, склонившись над земляком.

— Будем жить, Доминго. Группа поставила семь мин, еще и мой валенок, — улыбнулся Чико.

Зина приложила ладонь ко лбу Марьяно.

— У него жар. Несите скорее в хату.

Михалюта и три минера-испанца понесли Чико в хату Федора Семеновича Головатого.

Лишь теперь Зина увидела женщину, прибывшую с минерами.

— Наташа! Натали? Каким образом?

— С того берега, Зина, — припала Наташа к груди подруги.

К ним подошел Мотыльков, подозрительно посмотрел на Наташу.

— Как вы здесь очутились?

— Встретила ваших бойцов в торосах…

— Так точно, товарищ старший лейтенант! — подтвердил Нудьга. — Она с нами приехала.

— Вы так говорите, словно совершили какой-то героический поступок, — заметил Мотыльков.

— Вон как? — удивился полковник Веденский, слышавший этот разговор. — Вы, наверное, очень устали, — обратился он к Наташе. — Пойдемте в хату, погреетесь…

…Хозяйка хаты, бабка Варвара, поставила на стол чугунок с горячим, только что вынутым из печи узваром — компотом из сухофруктов.

— Пейте. Тут груши, яблоки, абрикосы, сливы — все, что родится в наших садах.

Выпив компота, Веденский, Мотыльков и Наташа склонились над картой Таганрогского залива.

— Вот здесь находятся две большие баржи с боеприпасами. С них фашисты и обстреляли Михалюту и его товарищей. А вот это глубокий овраг, возле которого стоит моя хата. Здесь вот мост на шоссейной дороге… — Наташа вдруг умолкла. Ей вспомнилось, как она давала свой адрес Гнату. У нее и в мыслях тогда не было, что скоро ее родная хата понадобится ему как ориентир.

— Что с вами? Мы слушаем, — поторопил ее Мотыльков.

— В селе два склада с оружием, гарнизон солдат и штаб. Начальник гарнизона майор. Вот здесь стоят артиллерийские батареи. Три, — показала Наташа три пальца.

— Значит, артдивизион.

— А вот здесь и здесь находятся… Немцы говорят: «Иван-долбай».

— Ясно, батарея минометов, — кивнул Мотыльков. — Нашим еще повезло, что на берег вышли без боя… Всё?

— Нет, не все, — скривилась Наташа, будто съела что-то кислое. — Я боялась, когда шла к вам. Все-таки с того берега. Начнете расспрашивать. «Как? Почему?» А разве люди виноваты, что остались в той проклятой оккупации?

Илья Гаврилович задержал взгляд на Наташином животе. Она заметила это. Смутилась.

— Да. Я жду ребенка. Мой муж староста нашего села.

Наташа быстро произнесла эти слова, что камнем лежали на ее сердце, угнетали душу.

— Бывает, — только и сказал Мотыльков, с недоумением взглянув на Веденского.

— Я уговаривала его идти вместе. Но он отказался. Боится, что его тут расстреляют. Он дружит с начальником полиции Назаровым. Тот сам с Брянщины.

— И муж не задержал вас? — с подозрением спросил Мотыльков.

— Его дома не было.

— Так почему же вы все-таки решили прийти к нам? Кто вас надоумил? Что толкнуло вас на этот шаг?

— Совесть… И братья, которые в Красной Армии… И сержант Пепинка…

— Какой еще сержант Пепинка? — насторожился Мотыльков.

— Встретила такого сержанта под Лохвицей. Он оставил в моей душе глубокий след, — Наташа встала, подошла к вешалке, где висело ее пальто, отвернула мех на рукавах и достала оттуда петличку с двумя кубиками. — И еще глубокий след в душе оставила вот эта петлица.

— Что за пароль? — удивился Мотыльков.

— Пепинка с бойцами пошел на восток, чтобы прорваться к своим. А его командир, лейтенант, ночью сорвал со своей гимнастерки петлицы…

— И вы одну из них подобрали? Зачем?

— На память о том трусливом лейтенанте, — ответила с иронией Наташа.

— Илья Гаврилович? У этой девушки с каждой фразой все новая и новая информация! — изумился Мотыльков. — Ее рассказ похож на какую-то легенду.

— Из счастья и горя соткана доля, — нарушила молчание бабка Варвара. — Так и у нее… Ты вроде бы хворая, доченька?