Шрифт:
— Как ведет себя муж Наташи? — после паузы спросил Веденский.
— Подлец он! Даже не признался, что Наташа ушла на наш берег. Видимо, боится, что мы начнем ее искать. Но согласился быть нашим информатором, договорились о связи.
— А верить ему можно?
— Можно, пока обстоятельства будут в нашу пользу. Такие люди готовы служить кому угодно, лишь бы не подставлять свою голову под пули. — Михалюта помолчал и неуверенно добавил: — Хотя этого и не поручали мне, но я все же решил узнать, возьмет ли он меня на квартиру с рацией. Хотя бы на неделю. Согласился.
— Да ты что! — скептически усмехнулся Мотыльков. — Как только явишься к нему, он тут же продаст тебя гестапо. Лучше бы послал его в разведку на Кривую Косу. Там, говорят, стоит большой гарнизон. Надо разведать. Если это так, мы бы договорились с морячками и ударили бы вместе по Кривой Косе.
— Интересная мысль, — поддержал комбата Илья Гаврилович.
— Неужели он не догадывается, что его жена у нас? — пожал плечами Мотыльков.
— Может быть, и догадывается, но не подает виду. Поэтому, наверное, и хочет нам угодить.
— Чужая душа — темный лес, да еще у отступника. Думаю, тебе не следует говорить об этой встрече с Наталкой.
— А зачем ей говорить? Она и так все уже сказала.
Гнату снова вспомнилась заброшенная железнодорожная колея. Наташа на рельсах. Он вздохнул, посмотрел в окно.
Веденский заметил его волнение.
— Что тебя, Гнат, беспокоит: посещение старосты или записки немецкого инженера?
— Блокнот немца. Формулы в нем беспокоят.
— Так, — полковник задумался. — И меня тоже. В тридцать третьем году в Ленинграде проходил конгресс физиков. Я присутствовал на заключительном заседании. Как раз выступал французский ученый Жолио-Кюри. Он сказал, что последние исследования физиков могут использовать фашисты, которые уже дорвались до власти в Германии, господствуют в Италии. Ты, Гнат, представляешь?
— Что, Илья Гаврилович?
— Если какой-то инженер-майор фашистской армии вынюхивает на юге Украины руды тяжелых элементов, собирает шлаки на металлургических заводах, то чем тогда занимаются физики в самой Германии?
Известно чем. Поэт Павло Тычина в том же тридцать третьем году вот что написал:
Мы тревожим стратосферу, атомное ядро и сферу — о прекрасный час! Неповторимый час!— Прозорливый поэт. «Мы тревожим стратосферу, атомное ядро и сферу». К этому идет. Наши радиомины в Харькове свидетельствуют о том, что с помощью радио можно на огромном расстоянии управлять не только взрывами.
— А мне до сих пор верится, что мина в Харькове могла быть подорвана и сигналами из обычной, маломощной рации.
— Надо было подстраховать себя, — признался Веденский. — Я ведь говорил тебе, что у нашей мины много противников. Они считали наш замысел фантастическим, даже авантюрным… Но теперь это позади. Нам надо делать свое дело. Сегодня твоя группа получила благодарность за отличную работу в тылу врага. Колокольцев, которого Нудьга считал «ночником», подал заявление в комсомол. Люди растут. И не только как специалисты минирования. Вот что важно, Гнат.
Веденский достал из нагрудного кармана кителя письмо, положил его в планшетку.
— От дочери, — улыбнулся Илья Гаврилович. — Уже в шестом классе. А кажется, совсем недавно ей было восемь лет. Кажется, совсем недавно она провожала на Белорусском вокзале свою мать в Испанию… Пишет, что скучает по мне и маме. — Веденский помолчал. Вздохнул. — Ты, Гнат, проведай Наталку. Ей сейчас так нужна твоя поддержка! Что молчишь? Блокнот немецкого майора до сих пор не дает покоя?
— Рельсы и шпалы, — задумчиво произнес Михалюта и начал пальцем что-то выписывать в воздухе. — В голове железная дорога, по которой до войны ходил поезд Мариуполь — Ленинград и привозил Наталку из родного села в Харьков!
— Не понял, — развел руками Веденский.
— Пока что мы минировали шоссейную дорогу, военные объекты, — поднял Гнат указательный палец. — Разрешите, я пойду с группой к железной дороге Волноваха — Мариуполь. Если за ночь не успеем, останемся на вторую. А десяток мин замедленного действия под рельсы поставим. Немцы там непуганые. Нудьга и Мусафиров говорили мне, что у них руки чешутся поработать на железной дороге. У меня тоже. Это интереснее, чем на шоссе, и надежнее! Колеса паровоза не свернут в сторону, не объедут мину.
— Значит, ты уже думал об этом? Но до железной дороги больше пятидесяти километров, — Илья Гаврилович посмотрел на карту.
— Поэтому и надо нам три ночи, чтобы надежно было.
— Заманчиво! — воскликнул комбат Мотыльков. — Волноваха — Мариуполь — одна из двух железнодорожных веток, питающих прибрежные войска фашистов всем необходимым. Эта ветка имеет стратегическое значение для противника. Я — «за»! Но чтобы было, как ты говоришь, надежно, твоим минерам надо хорошенько потренироваться. Ближайшая от нас железнодорожная станция Ейск. Туда и пойдете дня на три. С вами поедет в Ейск младший лейтенант медслужбы Нина Аркадьевна. Дадим вам бойцов для прикрытия и охраны с двумя ручными пулеметами. Жалко, конечно, что там нет леса. Но что поделаешь…