Шрифт:
Вдруг из-за прибрежных гор выглянули черные тучи, быстро начали расти и вскоре заслонили солнце. Мгновенно похолодало, потянуло промозглой сыростью. Река потускнела, сделалась свинцовой. Приумолкли птицы. Только крачки тревожно метались над речной бухтой, то падая камнем, то взмывая вверх с тревожным криком, да надрывно хохотали гагары.
Майя и Семенчик ничего вокруг не замечали. Майя взяла сына за руку и не выпускала ее, словно боялась, что тот вырвется и убежит.
— Ох, и поволновалась я, пока тебя, сынок, не было, — говорила она. — Уехал, и ни слуху ни духу. Чего только не передумала. Услышу, что где-то расстреляли красных, и хожу ни жива ни мертва: а вдруг и мой… Наступят холода — места себе не нахожу: как он там, не зябнет?.. Не голодает ли?.. Нет, довольно! Не мучь меня больше, ради бога, не уходи опять!
Семенчик заглянул ей в лицо:
— Мама, милая моя! Легко сказать — «не уходи». Не могу я сидеть дома. У меня дела, мама.
— Не пущу!.. — Майя крепко стиснула его руку.
В этом огромном мире, среди множества людей, единственный родной и близкий ей человек — Семенчик, сын Федора, надежда и опора ее. Без него так мучительно жить. Тревожно считать дни разлуки. Она хотела вырастить его большим, сильным, вывести в люди. Для нее он по-прежнему оставался маленьким Семенчиком, болезненным и слабым, за которым смотри да смотри.
Только сейчас, идя рядом с сыном, который уже на целую голову выше матери, она с восторгом подумала:
«Вырос сыночек мой. Совсем большим стал. И до чего же похож на своего отца. Вылитый Федор!.. — Майя глаз не сводила с Семенчика. — Увидал бы отец, какой у него сын. Восемь лет прошло…» — из груди у нее вырвался тяжелый вздох.
— И когда тебе уезжать?
— Не скоро, мама. Пожалуй, все лето будем вместе.
А Майя-то испугалась, что погостит сын день-два и — до свидания! Оказывается, надолго приехал. Домой она шла, не чувствуя земли под ногами.
Счастливая мать усадила за стол самого дорогого гостя, поставила на огонь медный чайник, стала расспрашивать:
— Сам приехал, сынок, в эти края, или тебя послали?
— Послали, мама, — признался Семенчик.
Майя догадывалась, кто и зачем послал ее сына-большевика в Мачу, тем не менее спросила:
— Кто же тебя послал, сынок?
— Советская власть.
Мать разломила пополам единственную лепешку, черствую и черную, положила на железную тарелку, налила сыну чаю.
— А почему себе, мама, не наливаешь?
Слова эта растрогали Майю: «Такой же заботливый, как отец», — подумала она.
— Ешь, ешь, я сыта.
Семенчик взял вторую чашку, налил чаю. Майя отобрала у сына чайник, придвинула к себе чашку.
— Где же ты, сынок, был целых два года? Что ел? В чем ходил?
Не сводя с матери любящих глаз, сын подумал о том, сколько разных событий произошло в его жизни за эти два года: типография, приход белогвардейцев, побег в Кильдемцы, встреча с вислогубым Федоркой у купца Иннокентия, снова побег, после которого долго скрывался в Намцах. «Рассказать обо всем? Нет, не буду. Услышит, расстроится, да и волноваться больше будет, как уеду».
— Всякое мама, бывает, когда не на печке сидишь, — уклончиво ответил Семенчик.
— Ты совсем еще ребенок. Зачем же уходить, куда глаза глядят? И я бы за тобой присмотрела. Как ни тяжело нам бывало, а голодные не сидели!..
Семенчику не надо было напоминать, как мать из кожи лезла, чтобы обуть, одеть и накормить сына. Сама не доедала и не допивала, ходила чуть ли не в лохмотьях, только бы ее дитяти было не холодно и не голодно. Потом отдала сына в школу. Как она радовалась! Вырастет сын грамотеем, человеком станет! Каково ей было, когда он уехал, оставил ее одну?..
И все же Семенчик не жалел, что уехал с красными, хлебнул горя, познал радость борьбы и победы. Он знал, кто и за что сослал отца на каторгу. Мог ли Семенчик после этого держаться за юбку матери, когда другие сражались против богачей? Хорош бы он был, сидя в стороне и равнодушно наблюдая, как Шараповы и Шалаевы сосут из бедняков кровь. Нет, надо ломать и крушить старые порядки, строить новую жизнь!
Черные, густые тучи заволокли уже все небо. Шальной ветер нагибал к земле деревья, вихрил пыль…
— Как живут Шараповы? — спросил Семенчик.
— Живут, — ответила Майя. — А чего им не жить? В последнее время немного приутихли.
— А Шалаев?
— Нет Шалаева в Маче. Ушел с отрядом Гордеева. Говорят, будто убили Шалаева красные. Давно пора. Вот уж душегуб, вот уж где изверг!..
— Шарапов-то не оплакивает побратима?
— Что ты! Станет такой кого-то оплакивать! Рад, что компаньон богу душу отдал. Теперь все богатство прибрал к своим рукам.
— По-прежнему дерет с людей по три шкуры?