Она понимала, что все неправильно, что они делают что-то не то, но остановить их не могла. Особенно теперь, когда ощущала на своем голом теле горячие ласкающие руки, когда слышала тихие низкие голоса, уговаривающие ее, убеждающие, успокаивающие и возбуждающие одновременно. Голова кружилась, летела, губы и щеки горели от поцелуев, нежных и настойчивых, и девушка уже не понимала, где сон, ее, такой яркий, стыдный сон, уже не только с Мерлом, но и с Дерилом, а где явь, еще жарче и непристойней, куда более чувственная, чем все, о чем она до этого могла грезить.

Она не понимала, как оказалась на матрасе, таком широком, что они спокойно поместились втроем, слышала, но не понимала, что они ей шепчут в перерывах между поцелуями, в чем убеждают.

На секунду они оторвались от нее, раздеваясь, и Бет смогла глотнуть воздуха, такого густого и пряного, наполненного жаром их тел, зноем летней пьяной ночи.

Тем не менее, она чуть-чуть пришла в себя, ровно настолько, чтоб обнять себя, в попытке закрыться, уберечься хоть как-то от их жадной настойчивости, от их непристойных ласк.

Она хотела что-то сказать, запротестовать, потому что это все было неправильно, неправильно!

И ее сны про Мерла были неправильными, и ее тяга к Дерилу тоже была неправильной!

Она просто сошла с ума от напряжения, от пережитого ужаса и потерь, она просто не в себе от выпитого, от эйфории победы, от этой пьяной ночи!

Она должна это сказать, оттолкнуть их (это вообще возможно?) и убежать к себе, и закрыться на замок, и проспаться, и….

И тут Дерил лег прямо на нее, придавил голым, таким горячим телом, ласково, но настойчиво расцепил тонкие руки, закрывающие им с братом доступ к ее груди, развел ей ноги, проникая пальцами внутрь и улыбаясь, потому что поймал ее, поймал!

Ведь Бет, несмотря на все ее сомнения, была уже совершенно, предательски мокрой!

Дерил облизнул пальцы, смакуя ее вкус, обменялся сияющим взглядом с братом, кивнул, и Мерл удвоил напор, играя с ее грудью, целуя с еще большей настойчивостью шею, ключицы, приникая к губам, заглушая вскрик от резкого внезапного проникновения.

— Тихо, тихо, тихо… — шептал он, удерживая ее, нацеловывая мокрые щеки, ловя губами стоны, сначала тихие и мучительные, но, по мере усиления толчков, становящиеся все более громкими, томными и захлебывающимися, — все хорошо, все хорошо, ты солнышко, ты кошечка, ты такая сладкая девочка…

Бет, в самом начале почувствовавшая боль, все-таки, серьезным опытом в сексе она похвастаться не могла, все больше забывалась, захлебывалась от мощных толчков, от потрясающего ощущения его в себе, от этого хриплого возбуждающего шепота, от горящих, буквально пожирающих ее глаз обоих мужчин.

Девушка неосознанно выгибалась, подстраиваясь под партнера, переводя взгляд то на Дерила, склоняющегося периодически, чтоб поцеловать ее, то на Мерла, ласкающего ее грудь, облизывающего ее ушко, прикусывающего ее мочку.

Это было куда лучше, чем в ее снах, потому что она, в силу своей неопытности и пуританского воспитания, даже представить себе не могла, что можно делать так.

Что с нею будут вести себя так.

В два раза больше ласкающих горячих рук, в два раза больше возбуждающих сексуальных тел, в два раза больше нежных, чувственных поцелуев.

И оргазмов больше.

В два раза.

С Дерилом это случилось внезапно, и накатило неконтролируемо, как торнадо.

С Мерлом, который после брата взял ее сзади, не давая опомниться, очнуться от только что пережитого потрясения, это было долго, с афтешоками, длительно потрясывающими дрожащее измученное тело.

Ближе к утру братья проводили ее в ее камеру, по очереди жадно поцеловали, нашептали возбуждающе, какая она охуительная, и уложили спать.

И никто ничего не заметил.

И не замечал еще несколько месяцев.

Не зря же братья были неплохими охотниками. Они умели заметать следы.

Только спалились по-глупому, из-за Бет, которая уснула в их камере, а Мегги, в последнее время мучающуюся бессонницей, понесло среди ночи попить водички. Она с чего-то решила посмотреть, как спит сестра, не нашла ее в кровати и подняла крик на всю тюрьму.

Все всполошились, забегали и в итоге испытали нехилый шок, найдя невинную блондиночку в постели сразу с двумя взрослыми мужиками. Само собой, вариант мог быть только один.

Диксонов заперли в их же камере, повесив навесной замок, отобрали у Мегги пистолет, которым она уже нацелилась вершить правосудие, и оставили все до утра, памятуя, что утро вечера…

Бет, находящаяся в ступоре от неожиданно раскрывшейся правды, подбирала слова, чтоб пояснить ситуацию и не вызвать у сестры преждевременные роды от стресса. Мегги, рыча, бегала (насколько, конечно, это слово применимо в ее положении) по тюрьме, выискивая предусмотрительно попрятанные от нее огнестрелки и холодное оружие на всякий случай.