Шрифт:
— Ого, — судя по лицу, Тиббот пришёл в растерянность. — Чем дальше, тем быстрее и катастрофичнее всё движется наперекосяк. Даже мне, человеку бывалому, не будет достаточно пары секунд, чтобы переварить такую новость. Расскажешь, как это случилось?
– Изощрённые происки Дома, — сказала Шемс уклончиво, не вдаваясь в подробности. — Прошлая ночь для всех была долгой и насыщенной. Лльюэллин скрыл от Сатис эту мою идиотскую выходку, да и о прежних, как видно, тоже не сообщал, а Даррель читал мамин дневник и теперь он знает. Подозреваю, что все уже знают.
Шемс не ошиблась, почувствовав, что настроение парня заметно померкло. Отношения между поклоняющимися вовсю сквозили холодком недоверия, потому что длительное знакомство — совсем не гарант доверительного общения. Вот и Даррель с Тибботом за более чем столетнее соседство друзьями так видно и не стали.
— Надеюсь, хоть тут всё прошло гладко?
— Вроде бы. Мы поговорили и, кажется, нам удалось немного больше сблизиться, — с щемящим страхом Шемс гадала, известно ли Тибботу о смерти Ионы, сказал ли ему Лльюэллин. Как же тяжело и духу не хватает быть вестником плохих вестей.
— А чего вид такой кислый? Я почти готов порадоваться за тебя, только такое чувство, что что-то здесь не так.
— Дело не в Дарреле. Просто… знаю, за плохие поступки всегда приходится расплачиваться. А я совершила очень-очень плохой поступок. Ты точно из-за этого изменишь отношение ко мне, Тиббот, станешь осуждать. Да как не осуждать-то?
— Ты всерьёз говоришь это человеку, который за последние сто сорок пять лет потерял счёт совершённым преступлениям? Шемс, что бы ты там не сделала, я не стану тебя судить, права такого не имею, да и не верю я, что ты способна на что-то подобное.
— Ну я же теперь того — полудемон.
— Все мы тут того и уже давно … Послушай, малыш, откройся, расскажи, что с тобой происходит. Помнишь, я говорил, какая это плохая привычка держать в себе лишний груз?
Шемс сцепила руки, до боли впиваясь ногтями в кожу, и обречённо смотрела на ковёр. Страх не желал отпускать, а становился лишь сильнее и проникал всё глубже.
— Я не хочу стать, как Сатис, я не такая, — шептали губы в каком-то отчаянном бессилии, и подступившие слёзы закапали непроизвольно на подол платья. — Не хочу, не хочу, не хочу!
— Эй, — Тиббот подался вперёд, вставая перед ней на колени, обнимая и легонько поглаживая спину ласковыми пальцами. Покладисто уступая, Шемс котёнком льнула к его уютной груди.
Кто-то стучал в дверь — совершенно не вовремя.
— Подожди минутку, сейчас я от него избавлюсь.
— Нет, я в порядке… Сейчас буду в порядке, — Шемс торопливо вытерла щёки, несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула.
Тиббот открыл дверь в уверенности, что чрезмерно заботливый брат в очередной раз заглянул его проведать и ошибся.
— Привет… Слушай, Иона, сейчас немного неудачное время…
Шемс будто ледяной стрелой пронзило и тут же бросило в жар.
— А я, между прочим, за тебя переживала, — насмешливо прозвучал с порога голос Ионы. — Неужели даже войти не позволишь?
— Я почти восстановился, осталось привести в порядок свои изрядно потрёпанные чувства, поразмыслить. Неужели трудно представить, что мне, как и любому человеку, требуется порой побыть одному в тишине и уединении?
— В уединении, говоришь? А разве Шемс не с тобой? Я была уверена, что отыщу её тут?
— Зачем тебе Шемс? Я ведь просил просто оставить её в покое.
— И всё же я войду.
Тиббот, вынужденный посторониться, нервно взлохматил на своей голове волосы, поглядывая вслед напористой девице.
— Привет, подруга. Удалось хоть немного поспать? Выглядишь не очень, — Евгения лукаво подмигнула Шемс, без разрешения опустилась в кресло Тиббота и с любопытством осмотрелась. Очевидно, царивший в комнате творческий бардак произвёл на неё впечатление.
Тиббот, не посвящённый в подоплёку происходящего, счёл её слова обыкновенным сарказмом.
— Прекрати цепляться, Иона. И разве ты не должна сейчас купать Властвующую?
— А, точно — моя служба. Знаете, сегодня прямо день душевности какой-то. Лльюэллин приготовил варево, а Даррель любезно вызвался подменить меня в покоях Властвующей. Бога ради, не подумайте, будто я плачу чёрной неблагодарностью, помощь я ценю. Возможно, при иных обстоятельствах их поддержка даже могла бы пробудить во мне священное чувство долга, только долг мой прежде времени был уплачен стократно.
Тиббот слушал её речь несколько обалдело.