Евгения не переставала улыбаться и то, как мотылёк беззаботно кружила по покоям Ионы, то подолгу рассматривала отражение в зеркале, наслаждаясь красотой своего нового тела. Разве жизнь нам дана не для того, чтобы в конечном итоге осознать, что всё-всё с нами происходящее: мечты, совесть, крах надежд… имеет лишь сиюминутное значение? Пускай уже поздно жалеть о былых ошибках, но получив второй шанс, нужно использовать его по максимуму.

В дверь кто-то стукнул, и от этого простейшего действия сердце подскочило к горлу и забилось испуганной птицей. Девушка на миг застыла, настороженно осмысливая уже давно забытое ощущение.

— А, это ты, — выдохнула она с заметным облегчением. — Ты один? А где Шемс?

Не дожидаясь приглашения войти, Даррель переступил порог гостиной. Его узкое, обычно живое лицо, на этот раз было неподвижно, а глаза внимательно следили за Евгенией.

— Шемс спит. День выдался очень утомительным. Я отвёл её к себе, покуда её постель ещё какое-то время, скорее всего, будет занята Тибботом.

— Ах, ну да, конечно. От меня-то чего хочешь?

Даррель был слишком сосредоточен на своих мыслях, оттого сделался непривычно серьёзным, выдерживал паузы, точно обдумывал свои следующие слова, исчезло и его напускное разгильдяйство.

— Что насчёт твоих дальнейших намерений? Эту загадку лучше прояснить окончательно, — он решил не ходить вокруг да около. — Своего ты добилась — получила тело для нового воплощения, но что дальше?

— А что дальше? — не поняла та.

— Кажется, Шемс доверяет тебе. Когда-нибудь ты чувствовала ответственность за что-то в своей жизни? Я вот чувствую — за ребёнка, за её судьбу. Это ведь правильно, считать своим долгом не дать Шемс стать жертвой обмана со стороны мнимых друзей.

— Человек, который жил всю жизнь, как ему удобно, решил поиграть в заботливого отца? Ладно, допускаю, что в тебе и впрямь заговорил родительский инстинкт, и всё же я была рядом с Шемс намного дольше твоего и делила с ней всё, что за эти месяцы выпало на её долю. Можешь не верить, но я не подлая и не двуличная, способна отличить добро от зла.

— Несколько часов назад ты отобрала чужое тело, и отправила дух Ионы в небытие, ради удовлетворения своих желаний.

— Технически я не принимала в этом участия. Вы с Лльюэллином её убили. И если уж начистоту, то поступок Лльюэллина хотя бы продиктован надеждой, что принесённая жертва спасёт его брата, а ты-то… просто делал то, что тебе велели, даже не задумываясь о причинах и последствиях. Так что не рассказывай мне тут о предательстве. Однажды вы все предали меня, бросив на растерзание Сатис, а после и вовсе думать забыли, уверившись в моём самоубийстве, а ведь я даже не помню, как совершила это с собой, даже размышлений о добровольном уходе из жизни не помню. Впрочем, возможно то был безотчётный порыв… Я почти постоянно находилась под властью какого-то гипноза.

— Ты кое-что говорила перед своей смертью. Улана пишет об этом в своём дневнике. Нечто похожее на пророчество, а может просто несла бессвязную околесицу, обезумив от пыток.

— Говорю же, не помню! В те редкие минуты, когда я выбиралась из пропасти беспамятства всё вокруг виделось, как в тумане.

Сквозь приоткрытую дверь откуда-то из глубины коридора послышались размеренные шаги, заставившие обоих умолкнуть, и минутой позже на пороге очередным незваным гостем появился Лльюэллин. Взгляд ничего не выражающих голубых глаз не задержался на Дарреле дольше, чем на половину секунды, зато цепко приковался к лицу девушки.

— Иона, — заметив, как её густые брови удивлённо сошлись над тонкой переносицей, его губы тронула чуть заметная усмешка. — Оставь себе это имя, так будет легче вжиться в образ. Занять чужое тело — лишь половина достижения, а вот как переродиться в другую личность, чтобы ни словом, ни действием не вызвать ни единого подозрения? Этот вопрос, пожалуй, и для меня пока остаётся без ответа.

— И какие выводы должна я сделать из твоих смутных намёков? Лльюэллин, к чему ты клонишь? Опасаешься быть замешанным в делах такого рода или считаешь, что Властвующую не убедит внешность Ионы?

— Из второго закономерно вытекает первое, — лёгкий вздох выдал его усталость. — Теперь к делу. Так понимаю, коснувшиеся тебя перемены, вызвали некоторую рассеянность, поэтому сегодня сам приготовил отвар для утреннего очищения гнойных ран Властвующей. Он на кухне, но советую поспешить.

— Я должна прямо сейчас подняться к Сатис? — и вот вся бравада в мгновение улетучивается. Теперь-то, наконец, на лице Евгении отразилось неподдельное смятение и даже страх.

Вот только Лльюэллин смотрел на неё по-прежнему, без сочувствия и без тени участия.

— Ты ведь не могла не знать, что проведение ежедневных процедур и подготовка к ним входило в обязанности Ионы. Теперь любые лекарства, яды, колдовские зелья — твоя проблема, полученная по наследству. Разумеется, ты можешь попросить кого-нибудь выполнить часть работы за тебя. Вот Даррель, например, совершенно не обременён лишними заботами.

От ледяного взгляда Евгения сникла окончательно.

— Вряд ли имеет смысл ждать поддержки от лицемера, который первым наложил на меня заклинание оцепенения. К тому же заботы об обретённой дочери заслонили для него всё другое. Только посмотри, как Даррель рьяно вживается в роль отца. Он уже почти на половину суток, а то и дольше, забыл о бутылке…