Мы сели за дальнюю часть стола, ожидая лёгкий не то завтрак, не полдник. Причём остальные мои подопечные уже откушали.

— Уголовный сыск нечастый гость у нас. Чем обязан?

Штабс-капитан открыл рот, чтоб ответить, но замер, уставившись на дверь. А так как я сидел спиной ко входу, то пришлось развернуться. Зрелище открылось прелюбопытнейшее.

В парадный зал по лестнице спускалась Аннушка. Все бы ничего, но девушка, одетая в лёгкое ситцевое платьице голубого цвета, шла, выставив вперёд руки и натянув на глаза толстый чёрный шарф. И шла она босиком.

Я сначала не понял, а потом вспомнил свой совет, тренироваться в хождении по помещению с закрытыми глазами. Вот уж не думал, что недавнее уверование в свои силы сделает ее настолько старательной в обучении.

Анна осторожно спустилась, на несколько мгновений замерла, а потом повернулась в сторону обеденного зала. Она вытягивала вперёд ногу, делала небольшой шаг, и замирала на мгновение, с тем, чтоб повторить действие. Губы ее шевелились, словно она шептала что-то.

Мы молча сидели и глядели, а она прошла в обеденный зал. Прошла, однако, не с первого раза, а сначала упёрлась руками в косяк, ощупала его, улыбнулась, а потом снова двинулась дальше, шепча под нос. В какие-то моменты казалось, что она просто играет в обычную детскую игру, однако дойдя до стола, она остановилась.

— Сейчас брякнет, — пробормотала она и вытянула ладонь с растопыренными тонкими пальчиками, толкнув спинку свободного стула, отчего тот легонько проскрипел ножкой по паркету.

— Ага, — снова произнесла она и повернулась влево, обходя длинный, покрытый белой скатертью стол. Босые ноги тихонько шлёпали по прохладному деревянному полу. Дойдя до поворота, она снова замерла.

— Упадёт.

Я сперва не понял, а потом перевёл взор на простенький натюрморт, висящий на стене. Наверное, его она имела в виду. И ведь правда, если продолжит идти в том же направлении, то уронит картину на пол. Та и без того плохо держится.

Девушка повернула и почти на цыпочках прошла ещё пять шагов, прежде чем опять остановиться.

— Звякнет, — прошептала она, отведя правую руку в сторону. Ее пальцы задели серебряную ложечку, стоящую в неубранной после завтрака чашке какао, и та уподобилась колокольчику.

— Гладкое, холодное.

Правая рука дотронулась до кафельной плитки, которой был облицован камин.

Я поглядел на штабс-капитана, легонько улыбнувшись тому, какое у того было сейчас вытянутое в недоумении лицо. Для него сие зрелище являлось, наверное, совершенной дикостью. Хотя, я тоже был не частый свидетель подобного, но все же довелось созерцать. Как-то даже имел возможность подглядеть, как опытный провидец ножи метал в доску.

Через несколько шагов Аннушка дошла до нас, высунув от усердия кончик языка, как гимназистка на диктанте. Босые ноги мягко ступили, и девушка не дойдя всего одного шага, нахмурилась, а потом нерешительно подалась вперёд, коснувшись плеча штабс-капитана. Полицейский деликатно кашлянул, и Анна отдёрнула руку, а затем резко стянула с глаз повязку. Лицо девушки покрылось густой краской румянца. В этот момент она очень походила на тургеневскую барышню, как их изображают в театре и книгах. Лёгкую, светлую, невинную.

— Сударыня, — начал штабс-капитан, пригладив усы, и привстав, — ваше присутствие подобно явлению ангела господня.

Анна покраснела ещё больше и бросилась к двери. На самом выходе она остановилась, и, не оборачиваясь, бросила через плечо тихие слова.

— Красивые. И пахнут чудесно.

— Что она имела в виду? — сев на место, спросил штабс-капитан, когда девушка покинула помещение. Он все ещё глядел на дверь, ведущую из обеденного зала.

Я пожал плечами.

— Государственная тайна. Но все же вернёмся к цели вашего визита.

— А, — повысил голос полицейский, — так, вашего клиента поймали.

— Какого? — нахмурился я.

— Ну, не каждый день находят взломщика, который сидит посреди дома с надутым видом, а на допросе говорит, что ничего не помнит.

— И как он выглядит?

— Да казашонок вроде бы. Или киргиз. Но матерится знатно. Я даже слова за ним приказал записывать, уж на что я любитель порой словечко загнуть, но половины точно не слышал. Вот, скажите мне, Евгений Тимофеевич, что значат слова пруфы и дауны?

— Сейчас, Семён Петрович, — с улыбкой произнёс я, а потом откинулся на спинке стула, но наверное слишком быстро, так как перед глазами промелькнули тёмные круги, оставшиеся от приступа. — Дневальный! Никитина кликни!

— Да, — продолжил полицейский, немного ёрзнув на стуле, — у меня просьба будет деликатная. Мы контрабандиста хотим задержать, но вот подозрений маловато. Нам бы его под видом вашего клиента взять.

— Это как?

— Ну, видите ли. Подойти к нему, окружить, как вы это обычно делаете с пришлыми, мол, мы хотим проверить, из той ли вы Швейцарии, что у нас есть. Документики и прочее. Сказать, что вы, господин, обшибались миром, пройдёмте в участок. А там, оп, а паспорт-то поддельный. Да и проще извиняться придётся за конфуз перед иностранным гражданином, ежели вдруг промашка, — бодро высказал штабс-капитан, словно гордится своей придумкой.