— Вам нож чуть лёгкия не вспорол. Были бы как заяц, давеча батькой стреляный. Он с дробиной в грудине ещё десять вёрст бегал, а потом издох. Так и вы бы.

— Прям, десять? — спросил я, подняв глаза на хмурую до серости Ольгу. Она молча сидела на своём стуле, крутя в руках платок, не останавливаясь ни на секунду.

— Мож, двацыть, — тут же отозвалась Настя, прежде чем поддеть зубами край бинта и разорвать марлевое полотно. — Батька тады так напился, что мог провялиться под кустом в ожидании пока заяц не подойдёт и не попросит добить яво из жалисти, а уж соврать и вовсе легче лёгкага. И вы тоже хороши. Я вам заговором кровь сдержала. Завтра ещё пошепчу и бинты сменю.

— Завтра уже не надо будет. За неделю заживёт все.

Настя ещё раз глянула в пожелтевший справочник с потёртыми страницами, шевеля при этом губами так, словно читала по слогам, а потом начала заматывать концы бинта, фиксируя повязку. На очереди был бок.

Я поглядел на сторожа и печально вздохнул. Идеальное заметание следов. Этот тип не то, что о преступлении рассказать, имени своего назвать не может. И непонятно, как его так обработали.

— Дневальный, позвони штабс-капитану Баранову. Он с удовольствием свалит на этого зомби все нераскрытые убийства в городе.

— Он не такой, — подала голос стоящая у двери Анна, отчего я посмотрел на девушку через плечо. Кукушкина опустила взгляд в пол и покраснела. — Ну, я думаю, что он не такой.

— Барин! Не вертитесь! — звонко выкрикнула Настя, а потом насупилась, поймав мой недовольный взор. — Извините, — буркнула она и повернулась к провидице. — У него взгляд блядский. У Петьки-гармониста такой же был. Так, он трёх девок обрюхатил на сеновале, а потом укатил на паровозе. Только его и видали. И этот тожа такой, поди.

— Ничего он не такой, — пробубнила красная, как варёный рак Аннушка, а потом отвернулась от всех и начала разглядывать вид за окном. Я только сейчас приметил, что Анна уже переоделась в скромное, но при этом симпатичное бежевое платьице с накрахмаленным белым воротничком. Осталось надеть перчатки и шляпку, и готова красавица на бал.

— Может, не поедем на приём к приказнику? — подала тихий голос Ольга. — Ты сейчас не в том состоянии, чтоб ехать.

— Нормальное у меня состояние. Бричку вызовем, и все.

— Шеф, — встрял в разговор Никитин, время от времени тыкающий в спину сторожу принесённой из обеденного зала кочергой. А ещё он в руке держал серебряную вилку. — Я за руль сесть могу.

— Ты?

— А что сложного? Газ и тормоз. Поедем-то небыстро, и гаишников у вас нет. Это же не двести по встречке.

— Двести по встречке? — не понимая, переспросил я, хотя догадывался, что встречка это когда друг на друга прут.

— Ну да. Я тут вспомнил внезапчайно. У нас тачки летают по трассе только свист стоит. Не помню подробности, но перед глазами стоят обтекаемые, блестящие на солнце силуэты. И рёв движков.

— Двести, это чего?

— Километров в час.

Я нахмурился, пытаясь представить такую умопомрачительную скорость. А потом воображение нарисовало, как два таких авто могут столкнуться. Результат, наверное, будет таким же, как у аэроплана, рухнувшего на землю. Куча разрозненных обломков, разорванное тело пилота и вспаханное поле.

— Я бы запретил так быстро ездить.

— Ну, у нас и так запрещают, а толку-то? Лихачи всегда найдутся.

Я кивнул и поднял руку, так как Настя начала обматывать мою грудину, в которую угодил нож сторожа. Благо нож был коротким, а то бы, в самом деле, мог сердце зацепить.

И я ещё перед этим овощем тирады пафосные произносил, с обидой подумалось мне. Знал бы наперёд, просто расстрелял бы сквозь дверь, и дело с концом.

— Я против, — произнесла Ольга, — ты ранен. Вдруг раны откроются?

— Не страшно. И не в такие передряги попадал. Но мы должны пойти. Может случиться так, что помощи будем просить у него. И надо начинать с вежливого визита.

— Я все равно против, — с отзвуками металла в голосе произнесла Ольга. Слова хоть и были негромкими, но могли порезать кожу, будь они материальными.

— Мы не на войну. Всего лишь отужинаем, — ответил я. — Или ты не хочешь наверстать упущенное за три года?

Жена опустила глаза, и горько ухмыльнулась.

— Если бы ты погиб или подал на развод, то навёрстывать не пришлось. А так я уже привыкла все больше по врачам да в одиночестве, чем по приёмам. Хотя, будь по-твоему.

— Шеф, а почему нельзя прийти, схавать самые ништяки, ручки этому начальнику поцеловать, а потом, типа ой, у нас опасный попаданец, и свинтить? Там же все придурки соберутся. Будут с умным видом хрень обсуждать. Скука.