Шрифт:
— Я — нет, — сказала Ирма, — мне еще нет двадцати, а замужем я полгода.
— И вашему мужу за тридцать пять? — удивленно спросила госпожа Бретт.
— Моему мужу за тридцать пять, — подтвердила Ирма, но тотчас прибавила: — Но его паспорта и церковного свидетельства я не видела, так что по документам я…
— Имейте в виду, сударыня, — засмеялась госпожа Бретт, — вашему мужу меньше тридцати пяти, и даже намного.
— Этого не может быть! — разочарованно воскликнула Ирма. — Зачем ему было обманывать меня?
— Чтобы произвести впечатление, импонировать вам, — ответила госпожа Бретт, — молодым женщинам нравятся зрелые мужчины. У нас, видите ли, госпожа, инстинктивно верное понятие, что понравиться молодому человеку — никакая не честь, другое дело — опытному, пожившему, который уже знает, что такое женщина и женское обаяние, вскружить голову такому — совсем другое дело. Поэтому мужчины частенько и прибавляют себе года, как мы убавляем их.
— Я никак не могу поверить, что и это, возраст мужа, ложь, — сказала Ирма.
— Почему бы и не быть этому, если врут и о другом, — сказала госпожа Бретт.
— О, вранья сколько угодно! — воскликнула Ирма, на английском языке ей было легко и приятно говорить об этом. — Мой муж вообще очень любит врать. С самого нашего знакомства он только и делал, что лгал, так что я порой не знаю, чему верить, чему нет.
— Дорогая госпожа, вы не находите, что ложь — наипрелестнейшее свойство мужчины, особенно женатого, иначе чертовски скучно и однообразно жить, прямо-таки серо. А когда муж умеет сочинять, он накручивает тебе по целым дням и неделям какой-нибудь вымысел. Сначала ты удивлена его говореньем, потом это тебя воодушевляет, пока не станешь чуть-чуть сомневаться, думать, докапываться, предполагать, терзаться, лить слезы, сожалеть…
— Я никогда не сожалела ни о чем, — перебила Ирма — Плакать — да, плакала, но не сожалела.
— Итак, муж — ваша первая любовь, — продолжала госпожа Бретт.
— Да, муж был моей первой любовью, — подтвердила Ирма, удивляясь, как они дошли до этой темы.
— Само собой понятно, иначе вы плакали бы и жалели, почему не вышли замуж за кого-нибудь другого, — объяснила госпожа Бретт. — Но поверьте, дорогая госпожа, как бы то ни было, сожалеть не стоит никогда, мужчины все одинаковы: все они лгут и в конце концов становятся скучными.
— Мой муж не скучен.
— Тогда позвольте спросить вас: почему вы стали употреблять румяна и губную помаду? Одно из двух: ваш муж моложе, чем он говорит, или он больше не интересует вас, и вы начинаете ловить взгляды других.
Ирма так и замерла, глядя с раскрытым ртом на госпожу Бретт. Ах, вот какая мысль была за всем этим длинным разговором! Но мысль эта ложная, совершенно ложная. И Ирма ответила:
— Моему мужу, возможно, меньше тридцати пяти, я не стану клясться, но другие мужчины ни капельки не интересуют меня, это твердо.
— Тогда ваш муж действительно не старше тридцати пяти, иначе он не позволил бы вам делать с собой то, что вы сделали, — убежденно сказала госпожа Бретт.
На это и у Ирмы было что сказать. И она сказала:
— Я пытаюсь преодолеть свою наивность, потому что мой муж хочет, чтобы у него была искушенная во всем жена.
— Имейте в виду, госпожа, ваш муж моложе тридцати! — от всего сердца рассмеялась госпожа Бретт, но сейчас же деловито спросила: — Вы любите своего мужа?
— Очень! — сказала Ирма. — Так люблю, что… Разве иначе я стала бы пытаться испортить себя.
— Зря вы мучаетесь, — сказала госпожа Бретт. — До тех пор, пока женщина любит, ее вообще невозможно испортить. Даже мужчина не может испортить любящую женщину.
— Да, мой муж говорит то же самое, — сказала Ирма, — говорит, что он не может…
— Свой муж, конечно, не может, — согласилась госпожа Бретт, — но я имела в виду не своего мужа, а чужого. Я хотела сказать, что любящую жену не может испортить другой мужчина, а тем более не может сделать это сама женщина. Любящих женщин ничто не может испортить, вот в чем дело. Потому-то любовь для нас, женщин, как крест тяжкий, будь мы замужем или нет. Мужчины не любят нашу любовь, они любят получать удовольствие. Любовь для них — в тягость. Потому они оставляют нас с нашей любовью и идут к тем женщинам, которые не любят, а только развлекаются.
— Да, любовь в самом деле вовсе не развлечение, — задумчиво произнесла Ирма.
— Ага, вы уже заметили это! — удивилась госпожа Бретт. — Любовь и для мужчин не развлечение, а тем более для нас, женщин. Вы видите, наш дорогой господин Лигенхейм не пришел на урок. Знаете почему? Нет? Тогда имейте в виду: он полюбил. Понимаете, дорогая госпожа, наш милый молодой человек влюблен и потому не ходит на уроки.
— Влюблен? В кого же? — спросила Ирма, а сама почувствовала, как где-то в груди закололо, так — чуть-чуть. Значит, Ирма для него не стоила ничего. В то самое время, когда они вдвоем упражняются в английском языке и сидят в темном кино, он влюбляется неведомо в кого. Мысли Ирмы прервала госпожа Бретт, которая сказала: