Выступая по радио 6 марта, Яхья-хан объявил, что открытие сессии Национальной ассамблеи назначается На 25 марта, не назвав места ее созыва. Особого внимания заслуживало его категорическое заявление: армия будет стоять на страже целостности Пакистана. Он выразил сожаление, что некоторые политические деятели, особенно Муджибур Рахман, «не поняли его последних мер».

Более суток Исламабад с напряжением ждал реакции Дакки. Ответ Муджибур Рахмапа прозвучал на митинге, собравшемся на ипподроме Рамна. Участие в сессии он оговорил четырьмя ультимативными предварительными условиями: немедленной отменой военного положения, отводом всех войск в казармы, расследованием случаев убийств населения и немедленной передачей власти избранным представителям народа.

Исламабад оказался перед серьезной дилеммой: быть или не быть единому Пакистану. Партия «Авами лиг» стала хозяином положения в Восточной провинции. Кажущееся затишье было использовано военными властями для выработки окончательного решения. Усиленная переброска войск в восточную часть страны продолжалась морским и воздушным путем.

Докеры Читтагонга отказывались разгружать суда с военными грузами, приходящие в порт. Переброска войск происходила тайно. Корабли ложились в дрейф вне видимости с берега. Ночью солдат перевозили «из-за горизонта» на катерах, небольших баржах и шлюпках, а затем они устремлялись к сборным пунктам. По трапам самолетов сходили люди с военной выправкой, но в штатских костюмах.

Муджибур Рахман призвал народ превратить каждый дом в крепость. Население готовилось к борьбе. По радио исполнялась песня Рабиндраната Тагора «Золотая Бенгалия», десять первых строк которой вскоре стали гимном независимой Народной Республики Бангладеш. Проводя в жизнь программу «шести пунктов», Муджибур Рахман издал 35 директив, позволяющих упрочить контроль «Авами лиг» над положением.

Военным властям необходимо было выиграть время, и Яхья-хан отправился 16 марта со своими советниками в Дакку для «переговоров» с лидерами «Авами лиг». Вслед за ним туда прилетели представители ряда политических партий. Они добрались от аэропорта до отеля «Интерконтинентал» под усиленной охраной, но не смогли оказать никакого влияния на переговоры, заранее обреченные на провал.

Затягивая переговоры, зашедшие в тупик, Яхья-хан и генерал Пирзада позаботились, чтобы в печати появились обнадеживающие сообщения. Общественное мнение было основательно введено в заблуждение. Возвращающиеся из Дакки правые лидеры поддерживали это, заявляя, что выход из кризиса найден и в ближайшие дни Яхья-хан объявит об отмене военных законов, введении временной конституции и передаче власти выборным представителям.

Выступление Яхья-хана по радио вечером 26 марта носило иной характер: он объявил партию «Авами лиг» вне закона, обвинил Муджибур Рахмана в измене и сообщил, что вооруженным силам страны отдан приказ «исполнить свой долг по обеспечению неприкосновенности, солидарности и безопасности Пакистана и полному восстановлению власти правительства».

За этими фразами крылось многое. Вечером 25 марта Яхья-хан внезапно прервал переговоры. Ночью был арестован Муджибур Рахман. К этому времени войска вышли на улицы, начав по приказу военного руководства жестокую резню.

В тот же день главнокомандующий армией и главный военный администратор Яхья-хан издал распоряжения о запрещении политической деятельности и введении жесткой цензуры. В прессе не должны печататься материалы, прямо или косвенно критикующие военное положение, вооруженные силы, полицию и правительство. Запрещались любые процессии и собрания, кроме религиозных, свадебных и похоронных.

В стране фактически началась гражданская война.

ПУТЬ НА СЕВЕР

Край пуштунов — Северо-Западную пограничную провинцию в Пакистане обычно называют коротко «сархад» — «граница». Мне нравилось приезжать туда в любое время года, особенно ранней весной, когда абрикосовые сады на севере Пакистана покрываются белой пеной, хотя погода напоминает подмосковный октябрь.

Тяжелые грузовики и воловьи упряжки на дорогах нагружены крепкими, похрустывающими кочанами цветной капусты. Лавочки в селениях вдоль шоссе украшены пирамидами апельсинов. Все выглядит красиво, нарядно, сытно, а небольшие стада овец и коз с длинными ушами-сережками, пасущиеся у обочин, дополняют идиллическую картину.

В самые жаркие месяцы здесь можно уловить прохладные струйки воздуха, стекающие с гор, а зимой увидеть лужицу, подернутую ледяной коркой.

Первый городок на пути от столицы к Пешавару — Хасан Абдал. Он расположен на восточном берегу Инда, но костюмы и обычаи уже напоминают север. Обычно мы останавливались здесь перекусить. Представьте себе стол под открытым небом, на котором разложены розоватые куски свежей рыбы, щедро сдобренные красным перцем. Вы выбираете любой, и его немедленно бросают в кипящее масло. Через считанные минуты великолепное блюдо готово. Во время поездок мы отлично завтракали в придорожных «отелях», знакомясь с острой местной пищей, или закупали «само-сы» — слоеные пирожки, начиненные самой разнообразной смесью: горохом, луком, картофелем, мясом, зеленью, перцем.

Хасан Абдал — место паломничества. В апреле здесь ежегодно проводится трехдневный праздник «Байсакни», в честь святого Панджаба Сахиб Гурдвара, на гробнице которого сохранился отпечаток ладони Гуру Панака — основателя своеобразного религиозного учения (его последователей называют сикхами). Обычно паломники прибывают специальными поездами и становятся лагерем, который окружает небольшой храм. Возле него бьет из земли прозрачный родник. Вода в нем, разумеется, целебная.

Миновав городок, вы можете повернуть на север, и через полчаса вас встретят голубые храмы Тарбелы. «Отец всех рек» — великий Инд — еще не разлился здесь широкой лентой. Разделившись на несколько рукавов, река прорывается меж холмов, отыскивая наиболее удобный путь от горных ледников к долинам.